Та же сила и живучесть ереси вытекает из знакомства с организацией ее церквей. Можем ли мы предполагать существование территориально ограниченных диоцезов — церквей? С очень малою степенью вероятности, да и то далеко не везде. Можно допустить, пожалуй, существование границы тосканского диоцеза — он, кстати, вырисовывается довольно ясно, — хотя и здесь возникает целый ряд вопросов: в каком отношении флорентийский епископ стоит к катарам Орвието, Витербо, Рима? каковы отношения катаров тосканских к ломбардским епископам? и т. д. То же можно сказать и о менее значительном диоцезе Сполетском. Но совершенно невозможно чертить границы в Ломбардии, где существуют не только административно-церковные деления, а еще разница, иногда непримиримая, учений. И конечно, катары тянут к епископу не по месту, а по вере. Если бы возможно было начертить подробную карту распространения ереси в Ломбардии, получилась бы пестрая картина полной чересполосицы учений. Например, в Вероне мы нашли бы баньолензов с их домами, французов с их епископом и тоже, конечно, с домами, альбанензов со своим епископом, а может быть, не были лишены опорных пунктов в Вероне и конкоррецензы. Та же пестрота в Милане и других крупных центрах и, вероятно, в мелких селениях по дорогам от одного города к другому. Под властью епископа той или иной секты находилась не территория, а катары, исповедующие его веру, и это придает особый характер всей организации и иерархии катаров.
У них четыре ordo: епископ, «старший сын», «младший сын» и дьякон, и всякий занимающий тот или иной пост непременно «перфект». Собственно секта заключает в себе только «совершенных», «верующие» стоят у порога ее, и лишь из среды катаров-перфектов выдвигается иерархия для них самих и для заботы о «верующих». Дьякон ближе всего стоит и к простому перфекту, и к «верующему». «Обязанность дьяконов — выслушивать от подчиненных ему исповедание прощаемых грехов… и отпускать их, налагая трехдневный пост, сто поклонов в ноги (flexis genibus)». Дьякон, видимо, назначался на известный округ. Каких размеров этот округ, сказать трудно, тем более что он, вероятно, определялся пределами распространения катаров вокруг данного города (или местечка) и их количеством. Дьяконы, по-видимому, переходят из дома в дом, совершают в отсутствие епископа или «сыновей» визитацию или живут некоторое время в одном каком-нибудь месте, скрываясь и собирая верующих на беседы, привлекая новых адептов. Раз в месяц они исповедуют. Выше дьякона стоят «сыновья». Разница между старшим и младшим, во-первых, в первенстве старшего, когда приходится исполнять обязанности отсутствующего епископа, во-вторых, в том, что он является кандидатом на пост епископа после его смерти или низложения. Разница еще более была подчеркнута, когда катары, для того чтобы избегнуть некоторой странности, заключающейся в том, что при посвящении в епископы младший сын посвящал старшего, предпочли посвящать последнего еще при жизни епископа. Таким образом, номинально во главе церкви стояли два епископа и один младший сын. Но не видно разницы между обоими сыновьями в остальных их функциях в обыденной, повседневной их деятельности. Сыновья не ограничены частью диоцеза: круг их деятельности как будто совпадает с епископским, охватывая собой всю данную церковь. Это вытекает из характеристики их деятельности: «Isti duo filii simul vel separatim discurrunt visitando Catharos et Catharas omnes, qui sunt sub episcopo, et omnes tenentur obedire eis»{38}. Но желая примирить это с существованием резиденций сыновей» мы должны принять преимущественную деятельность каждого из них в части диоцеза, известную фактическую территориальную ограниченность сферы их действия. Кроме того, в отсутствие епископа старший сын исправляет его обязанности, в отсутствие епископа и старшего сына — младший.
Что касается простых перфектов, они тоже отличаются, по крайней мере некоторою, подвижностью; только женщины, может быть, представляют из себя более оседлый элемент в силу большей трудности и опасности для них путешествий. Было бы соблазнительно предположить и в Италии такие же полуремесленные-полурелигиозные организации катарок, какие нам известны во Франции. Но в источниках скорее встречаются указания на ремесленные организации катаров-мужчин, и то нельзя сказать с уверенностью, что дело идет не о credentes. Перфекты были резко обособлены от credentes: у них были свои собственные собрания; и для таких собраний Альбиццо ди Трибальдо предоставляет еретикам целый дом вне города. Каково было отношение общины перфектов к своей иерархии, неясно; кажется, перфекты могли низложить епископа, но намекающий на это текст Ивона Нарбоннского может быть истолкован и другим образом. «Верующие» — credentes, строго говоря, не принадлежали к секте. Они были такими же грешниками, как католики. Та резкая пропасть, которую учение катаров проводило между состояниями перфекта и не получившего «утешения», уничтожала всякие различия греховности или святости в среде последних. Человек мог жить плотски с собственной сестрой или матерью, мог творить какие угодно грехи; если он примет consolamentum, все с него смоется и он не будет ничем отличаться от самого праведного мирянина, если тот тоже принял утешение. И точно так же, как бы ничтожны не были его грехи, он погибнет без consolamentum. И спасение и гибель зависят не от него самого, а оттого, принадлежит ли душа его к числу падших ангелов, предназначенных ко спасению. Подобные воззрения подсекали в корне всякую возможность заботы о моральном воспитании верующих — переход в состояние совершенства был не медленным восхождением, а мгновенным переворотом. Поэтому деятельность среди credentes должна была сводиться к тому, чтобы указать им дорогу к спасению, убедить их в невозможности спастись иначе как через consolamentum и, если возможно, обязать, принудить их к этому (convenenza). «Верующие» находились в положении ожидающих у двери в иной мир, которая откроется для них, когда они захотят, и затем закроется уже навсегда. Надо было зорко за ними следить, чтобы вовремя прийти им на помощь, принести «утешение» по возможности вовремя, удержать от него того, кто не кажется способным и пригодным для тяжелой жизни перфекта, или дать ему его в последние минуты жизни, скорее принять в свою среду готового на героическое отречение. Надо было поддерживать в «верующих» энтузиазм и вселенные в них убеждения путем ли беседы, путем ли приобщения их, хотя бы в качестве зрителей, к импозантному в своей простоте культу. Фактически связь перфектов с «верующими» была крепка и постоянна. Но и среди credentes были люди, находящиеся в разной степени близости к секте: какой-нибудь случайно заинтересовавшийся сектой барон-гибеллин, предлагающий убежище в своем крепком замке, верный credens, превративший свой дом в гостиницу прохожих перфектов и сам распространяющий начатки их учения, всецело отдавшийся секте Пунгилуп, готовый исполнять все поручения и скоро принимающий consolamentum, случайно вступивший в общение с еретиками горожанин или крестьянин, еще неизвестно, тайный ли предатель или будущий перфект… Над оседлыми «верующими» и над перфектами постоянно движется с места на место иерархия секты, поддерживая пламя веры, творя обряды, увещая, проповедуя и увлекая новых, бурно и резко перебраниваясь на диспутах, шепотом излагая свое учение в темной комнатке, всегда готовая прийти на помощь и, рискуя жизнью, «утешить» умирающего. Отдельные, особенно ревностные «верующие» помогают своим иерархам, ведут их неведомыми тропинками, указывают убежище и прячут; созывают к ним верующих и перфектов того местечка, куда они забрели. Все создает представление о сильной и гибкой организации, спаянной неугасаемым энтузиазмом.