И далее в том же роде: откуда у нас звезды, ночи, зори, ветры, дождик? Отчего у нас ум-разум, наши помыслы, мир-народ; отчего у нас кости крепкие, от чего телеса наши, от чего кровь-руда наша? От космогонического миросозерцания вопросы переходят потом в область исторических, житейских отношений:
Давид не берется прочесть таинственной книги; читать ее некому:
И здесь, как в апокрифе, книга забыта, дальнейшее чередование вопросов и ответов идет между Болотом, или Владимиром, и Давидом, который говорит от себя, по памяти. Содержание его ответов обнаруживает позднейшее наслоение православных понятий на первоначальную еретическую основу; к ней примешались, по естественному сродству, многие представления языческой старины; но какое бы место мы ни уделяли этой примеси, особенно в космогонической части ответов, в них-то всего яснее видна апокрифическая канва, по которой народное суеверие выткало свое узорочье. На загадки, откуда у нас солнце, месяц, из чего созданы наше тело и кровь, — приучили отвечать апокрифы вроде «Вопросов, от скольких частей создан был Адам», «Беседы трех святителей» и тому подобные отреченные статьи, нашедшие место в отрывках «Соломона и Сатурна», англосаксонской переделки «Contradictio Solomords», и в «Свитке божественных книг», сохранившем полнее других славянских пересказов первоначальное богомильское содержание Иоанновой книги. Другие ответы Давида обличают такой же апокрифический источник, и даже очень специального характера. На вопрос: какое древо всем древам мати? — Давид объясняет, что кипарис:
Другой пересказ еще определеннее:
Объяснение заимствовано из сказания о крестном древе, еретическая редакция которого издавна приписана была попу Богумилу и нашла себе место в Иоанновой книге западных катаров. На этом сказании стоит остановиться: оно объяснит нам, почему три дерева, которые стих, верный преданию, представляет себе одним, не годилось на тяблы{259}. Райское дерево познания вырастало в три ствола: один ствол Адам, другой Ева, а средний символ самого Господа. Когда прародители согрешили, тогда Адамова часть пала в реку Тигр, часть Евы вынесли из рая воды потопа, и когда сошли, оставили ее на морском берегу, а Господня часть осталась в раю. Судьбы каждой их них различные: когда Сиф хочет помянуть отца своего Адама{260}, ангел указывает ему на древо, упавшее в Тигр; Сиф сжигает его, творя тризну по отцу; оно будет гореть там до века, говорит ему ангел. Впоследствии, когда Лот согрешил и пришел к Аврааму на покаяние{261}, тот, ужаснувшись его греховности, велит ему идти к реке и принести оттуда головню. Он посылает его на верную смерть, потому что лютые звери стерегли огонь. Между тем Лот нашел их спящими и принес требуемое. Подивился Авраам и дает Лоту другую задачу: пусть посадит головню на горнем месте и поливает ее водою — а вода была далеко. «Если головня даст ростки, тогда и грех с тебя снимется», — говорит он. И она действительно проросла, и из нее вышло прекрасное дерево.
Другую часть райского дерева, которую вынес из рая потоп, находит Моисей в пустыне. Он пришел с израильтянами к горьким водам; их нельзя было пить, пока Моисей, по указанию ангела, не посадил в них найденный им ствол, лежавший вершиной вниз. И из него также выросло высокое, чудное дерево.
Еще одна часть дерева оставалась в раю. И вот, когда Адам лежал в тяжкой немощи, постоянно памятуя об утраченном блаженстве и своем прегрешении, сын его Сиф хочет утешить его в горе: идет ко вратам Эдема, где архангел вручает ему третью часть дерева. Адам тотчас же признает его, свил из него себе венок, в котором его и погребли. Из этого венка, обвившего Адамову голову, выросло третье дерево: оно было выше всех и разветвилось на три части.
Затем легенда переносит нас уже ко временам Соломона, которому Господь дал чудный перстень и с ним — власть над демонами. Соломон строит Святая Святых и ищет дерева, чтобы покрыть здание. Ему привозят последовательно дерево, выросшее из головни, и другое, насажденное Моисеем; но ни то ни другое не пришлось к постройке, «на тяблы не годилось». Их так и оставили, прислонив к храму. Тогда царь обращается с вопросом к Служебным духам: не укажут ли они ему другого подходящего дерева. Знаем мы такое, отвечают они — оно стоит в Эдеме, великое и чудное, но нам страшно о нем говорить. Соломон принуждает их идти силою своего перстня, и они приносят ему дерево с корнем, а с корнем вырвали и Адамову голову. Примерили ствол: пока на земле — он оказывался достаточной величины, а когда хотели его ладить в постройку, всякий раз мера была другая. И он оказался негодным и по примеру прежних прислонен был к храму.
Так в славянских сказаниях о Кресте, содержание которых передано в предыдущем очерке[109], роль, какую играют в нем демоны, обличает полузабытую богомильскую редакцию.
Демоны доставляют Соломону дерево, на котором впоследствии будет распят Христос — а известно, что богомилы потому и не уважали крест, что считали его орудием вражьей силы, измыслившей его для смерти Спасителя. В многочисленных западных легендах этого цикла этой подробности мы не встретили; все они согласно говорят о трех крестных древах: кедре, кипарисе и сосне, вместо которой является иной раз пальма, или олива (елоя, то есть олея, в русской легенде о древе спасенного креста, приписанной Севериану, епископу Авасильскому); или о ели, пальме и кипарисе, как наш духовный стих поминает про кипарис, ель и кедр. Они представляют наконец особенности, еще не замеченные в славяно-русских крестных сказаниях, но, несомненно, знакомые нашей литературной старине, насколько позволено заключить из указаний наших духовных стихов и былин. Так, например, у Гoтфрида из Витербо, в «Legenda аиrеа»[110]{262} и др., последнее из райских деревьев найдено не в Эдеме, а на Ливане; оттого его могли назвать выросшим на Ливане, ливанским, леванитовым. Это и есть леванитов крест; по общему поверью, на этом именно дереве распяли Христа: и «распеше Христа на др\ве, иже отъ глави ядамови игра\те», что объясняет известную символику распятия, у подножия которого помещают обыкновенно мертвую голову. Средневековая фантазия вносила, таким образом, в историю своеобразную идею единства, связывая повесть грехопадения с повестью искупления, Эдем с Голгофой, делая из дерева, которое было поводом к греху первого человека, орудие его спасения. Глубинный стих, или лучше апокрифический текст, легший в его основу, вводит в эту связь новый момент, очевидно под влиянием иноверных представлений, которые мы изучаем: образ райского дерева, ставшего крестом, он переносит с ГЬлгофы на Фавор: на нее выпадает Ихубинная книга, «ко честной главе ко Адамовой», «у чудного креста леванитова»; в былинах о смерти Василия Буслаева «пуста-голова, человечья кость», лежащая на Фавор-горе (или Сорочинской), — также Адамова голова, и весь рассказ о смерти внушен заключением русского апокрифа о крестном древе, где говорится, что Соломон нашел Адамову голову, которую, по громадной величине, отрок его принял за камень или пещеру. Василий Буслаев, встретив на дороге пустую голову, пнул ее прочь; она провещилась человечьим голосом и напророчила смерть, которую он и находит, скача вдоль через высокий камень, очутившийся на месте головы.
109
Обязательности профессора Ягича я одолжен знакомством с интересной редакцией сказания о крестном древе, найденной им в рукописи Караджича. «Слово Похваление Моисеево о извытыи и древа пеугы и кендре и купарисе». Легенда о древе начинается здесь с Моисея. Он привел израильтян от Чермного моря в Мерру, к горьким водам; ангел указывает ему три дерева, которые, по повелению ангела, «онъ сплелъ «яко плѣницу» и всадилъ при исходищи водъ»; они становятся сладкими. Следует пророчество: се образ Святой Троицы; на этом древе будет распят Христос. Чудо со змеями в пустыне и новое пророчество Моисея о древе — эпизоды с разбойниками Афросием (Афросит) и Эсромом. Прошло много поколений; древо во все это время охраняли и блюли от чужих. Переходя к царю Давиду, легенда рассказывает, как он впал в лютую болезнь и ангел восхитил его душу в небо и показал там образ церковный: «сице да будетъ домъ богови въ Iерусалимѣ». Давид завещает Соломону создать храм Господу, по подобию виденного им; велит отрокам своим принесть каждому 100 свеч, строит подобие церкви и показывает Соломону: смотри, как сотворены стены, столпы, и гляди, какой у нее верх и основание, каковы ее каморы и свершение. Воцарение Соломона: к нему является ангел и вручает перстень, «имее писание страшное», которое. впрочем, он не истолковывает Соломону. Начинается постройка храма: одни трудятся над камнями, другие над столбами, третьи жгут кирпич и т. д. Некоторые люди, одержимые завистью, «зане отъ странь тѣхъ бѣхоу мерскыхъ», и не могли без злобы смотреть на чудеса, бываемые от спасенного древа, указывают на него Соломону как на годное в постройку. Он сам отправляется посмотреть на него и велит срубить, несмотря на то, что пророк Ефрем умоляет его не делать этого. Своим отрокам он дает приказ, чтобы древо никак не лежало на земле, но да будет на обручах железных «прѣковано отъ конца до конца». «И бысть же тогда погнанiе ковачемъ и хыгрымъ крьмчиямъ на покованiе дрѣвоу спасеномоу». Работа трудная, «понеже бѣше убо мѣсто то люто зѣло», и дерева нельзя было ни повезти, ни понести на плечах, но «все влѣченiемъ влѣщи». В этом прошло 7 лет, дерево доставили с большим трудом, потому что еще не настало время осуждению. Как ни ладили его, оно в постройку не годилось; его и оставили вне церкви, где оно пролежало много лет: «се же бысть чюднѣе, яко положено быти емоу на сѣдание многымъ». Ефрем также приходит в Иерусалим и в течение 4 лет, до своей смерти, стережет древо. Окончив храм, Соломон искушает Господа: придешь ли ты когда на землю, или я без ума трудился? «Тогда Соломоунь взем отъ дрѣва и отъ железа и отъ мѣди и отъ сребра и злата, в створи два грипсоса подобна херовимоу и серафимоу»; по его молитве, на них сошел дух, и они оживились. Царя это знамение успокаивает. По смерти Соломона царствуют Сенарион и Навдан, 24 царя до Ирода. В это время один муж, по имени Насон, приходит в Иерусалим с женою Нарою, помолиться в дому Божием. Пара была беременна и родила сына, которому дает имя: Спутник. Поблизости храма Соломон построил дом для странников и другой, в котором жили люди, день и ночь сторожившие древо; он и доселе зовется «разбоище»; кто бы ни вошел в него, добрый он или злой, его начинали звать разбойником. Умирая, Насон завещает своему сыну, Спутнику, стеречь древо, на котором распят будет Христос, и когда придет он, самому с ним распясться: таким образом ты освободишь весь род наш от мук вечных. В заключение легенда рассказывает о какой-то жене, гонимой бесом. На этом обрывается текст, интересный для меня особенно по отрывочному указанию на таинственный перстень, который ангел вручил Соломону. Мотив остался не разработанным; но перстень несомненно стоял в каком-нибудь отношении к следующей затем постройке храма, как можно заключить из содержания соломоновского апокрифа, которое я сообщаю далее.