Одна из булл бросает некоторый свет на остающихся в миру amici. Тронутые увещаниями Католических бедняков их прежние «друзья» или простые миряне, желая совершить покаяние в своих излишествах, исповедали грехи свои и решили по мере возможности вернуть все, чем они владеют не вполне справедливо и что приобрели дурным путем. Они обещают, не владея ничем как личною собственностью, но всем сообща, не причиняя впредь никому зла, хранить целомудрие или девство, воздерживаться от лжи и недозволенной клятвы. Они предполагают, оставаясь под руководством и надзором Католических бедняков, носить белые или серые туники, соблюдая простоту в домашнем обиходе, исполнять все посты, предписанные римскою церковью, более строго, чем миряне, и «каждое воскресенье сходиться, чтобы внимать слову увещания». Вновь образовавшаяся группа, включающая в себя мирян и клириков, не входит в societas{70} Дуранда в узком значении этого слова, представляя из себя более оседлый элемент — нечто среднее между терциариями и конгрегациями второго ордена гумилиатов. В довершение сходства с последними в ней есть и женский элемент, и даже предлагается выстроить дом и церковь, для чего один из членов группы дает средства. Он «хочет на своей наследственной земле построить дом, в котором были бы достаточных размеров помещения, на одной стороне для мужчин, на другой для женщин… и церковь, в которой братья этого дома могли бы слушать Божественные службы». В братьях незаметно стремления к проповеди, но они не хотят ограничиваться делом личного своего спасения. Около дома предполагается построить xenodochium — убежище для бедных и сирот с отделением для больных и беременных. Зимою братья и сестры намереваются снабжать неимущих теплою одеждой, может быть сделанной руками сестер. Трудно сказать, откуда явилась мысль о такой организации: перенесена ли она из среды еретиков (члены группы, кажется, были задеты ересью) или возникла под влиянием аналогичных явлений в католической церкви. Во всяком случае она показывает просыпающееся стремление к религиозным организациям мирян и достижению возможной праведности без полного разрыва с миром.
Главным местом деятельности Дуранда была Каталония, он и его товарищи проникли и во Францию, и даже в Италию: на такое заключение уполномочивают буллы. Societas Дуранда не оставалась только в пределах Каталонии, хотя, может быть, здесь и действовала более всего, но бродила с места на место, преследуя свои цели. Под ее влиянием возникали в разных местах религиозные ассоциации и можно было надеяться на еще большее увеличение их числа. Возможно, что иные организации создавались и вне непосредственной зависимости от деятельности Дуранда.
В римской церкви необычные порядки. Вчерашние еретики превратились в защитников веры, ведут апостольский образ жизни, странствуют проповедуя слово Божие и обращая еретиков. Прежние связи с еретическою средою помогли им увлечь с собой и своих amici, или credentes. В образе жизни последних нет единообразия. Иногда они остаются в миру, напоминая терциариев, иногда создают нечто подобное бегинажу или конгрегации гумилиатов. В некоторых, может быть во многих, местах центрами друзей являются прежние еретические «школы» — теперь «школы» католических бедняков или же «школы», возникшие вновь по образцу еретических. Вероятно, в среду «друзей» вовлекаются и католики, до той поры не имевшие никакого соприкосновения с ересью. Во главе всех этих организаций, или по крайней мере большинства их, стоит societas Дуранда, визитирующая своих терциариев, проповедуя им и поддерживая их религиозное воодушевление. Появление таких отщепенцев ереси чрезвычайно благоприятно для церкви. Оно увеличивает число праведно живущих католиков, и по своему симптоматическому значению Pauperes Catholici могут быть поставлены рядом с гумилиатами. Они предлагают массе лествицу совершенства, только ведет она не в монастырь, а к нищенствующему ордену. Низшая ступень этой лествицы — терциарии; вторая — может быть, не везде (было бы смело обобщать показание одной буллы) — подобна конгрегациям второго гумилиатского ордена, не пятная себя в то же время экономической славой; третья и последняя — собственно societas — выше и гумилиатских организаций, и монастырей. Она находится на одинаковой моральной высоте с группами бродячих еретиков, отличаясь от них несомненной своей ортодоксальностью. ТЬким образом, мирянам новая организация предлагает то, чего до тех пор не могли им предложить ни еретики, ни церковь, — организованную религиозную жизнь в миру. Этого не было, как мы видели, у катаров, для которых жизнь «верующего» никакою самоценностью не обладала, не было, посколько мы в состоянии судить, и у арнольдистов. Как обстоит дело с еретиками-вальденсами и с другими организациями, мы еще увидим. Можно только сказать, что распространенные в церкви монастырские и еремитские общежития этой потребности удовлетворить не могли, и некоторую аналогию можно усмотреть лишь в богоугодных заведениях и вичинанцах, которых нам придется коснуться позднее. Но для Рима Католические бедняки обладают еще одним важным качеством. Церковь сделаладля них то, чего прежде не хотела уступить вальденсам, — дала им право проповеди. Правда, получили они его только ценою некоторого компромисса, но уступки с избытком окупаются выгодами легального положения: относительно большей свободой действия и спокойною уверенностью в своем спасении. Разве это не завидный пример для вальденсов, насильно отторгнутых от сосцов матери слишком рано для того, чтобы сразу стать на ноги. Теперь Дуранд и его socii протоптали тропинку к родному дому, и все еще жаждавшие примирения вальденсы могли смелее вступить на нее. Истомленный блудный сын услышал благостный призыв не забывшего о нем отца. И еще заманчивее вид отеческой кровли для тех, кто только еще сбирался в странствие искать истинной веры и жизни: святая жизнь оказывалась возможной и в самой церкви… Появились первые признаки прекращения отлива от церкви, так как внутри ее нашлись желанные убежища, первые признаки прилива к ней потому, что вчерашние еретики уже внесены в ее ограду. Надо только подождать, пока пройдет буря, не дающая возможности разобраться в течениях, подождать, пока стихнут протесты сравнительно умеренных групп и чрезмерная острота религиозного чувства.
Однако в новом институте были и черты, подтачивающие его значение. Это не только вполне естественное подозрительное отношение клира и правоверных мирян к католическим беднякам, а само их еретическое прошлое, переживающее себя в их настоящем. Ни Дуранд, ни его товарищи не совлекли еще с себя вполне еретического человека, взгляды и навыки которого давали о себе знать. Они «interdum délinquant et vacent operibus inhonestis»{71}. Епископы жалуются на них, и, видимо, не без оснований. «Некоторые из вас, — пишет папа, — утверждают, что светская власть не может, не совершая смертного греха, осуществлять кровавый приговор». Пренебрегают они иногда и церковью: «Клирики из вашего товарищества, поставленные в священный сан, не посещают службы божественной, как следует это по каноническим установлениям». И причина заключается не в том, что они отвлечены другими заботами, потому что непосещение церквей замечается и в среде тех, кто ходит в «школы». «По случаю… наставительной речи, предлагаемой вами в вашей школе братьям и друзьям, многие удаляются от церкви, не заботясь о том, чтобы выслушивать в ней божественную службу или проповедь священника». Очевидно, еще не умер боевой дух еретиков и сохранилось гордое сознание своего превосходства над грешным клиром. Но даже сам наряд Pauperes вызывает смешение их с вальденсами, и папа должен призывать к исполнению данного обещания, должен просить «не разрушать из-за обуви дела Божьего». Впрочем, гораздо важнее, что в свое сообщество католические бедняки принимают новых лиц без достаточного с точки зрения церкви разбора: «Говорят, что вы удерживаете в вашем товариществе некоторых ушедших из своих монастырей монахов и некоторых других, нарушивших свой обет». А это, хотя и свидетельствует о привлекательности новых проповедников, образ жизни которых кажется более строгим и соответствующим Евангелию, чем монастырский, вносит в церковь соблазн и не может быть терпимо. Недопустимую форму принимает и общение Pauperes Catholici с еретическими слоями. Привлекая в церковь еретиков, они в порыве ревности не обращают должного внимания на внешние признаки переворота, а может быть, и сами не вполне свободны от симпатии к прежним собратьям: «Вы водите в церковь некоторых еретиков-вальденсов, еще не примиренных с церковным единством, чтобы они присутствовали с вами на освящении тела Господня, и во всем богослужении принимаете участие вместе с ними». Пускай это объясняется ревностью — нельзя общаться с еретиками и творить соблазн. Во всех этих вопросах возникали разногласия между еще не вполне приспособившейся к новым условиям и не вполне однородной группой и представителями местного клира, может быть к тому же недовольного неожиданною конкуренцией прежних еретиков. На попытки клира воздействовать на них католические бедняки отвечали (и, как мы знаем, не без основания) указанием на покровительство папы, уверенные в этом покровительстве, считаться с клиром не желали, и тому оставалось одно — апеллировать к папе. Курия была поставлена этим в довольно затруднительное положение. Она щадит Дуранда, дорожа им, и поэтому обращается к нему со сравнительно мягкими увещаниями; снисходительно старается исправить недостатки его братства, указывая на необходимость соединиться с другими проповедниками в борьбе с посягающими на вертоград Господень волками, «смиренно оказывая повиновение и почтение архиепископам, епископам и другим прелатам». Мягкость рекомендует папа раздраженным прелатам: «Братья, поступайте по примеру разумного врача, не порицая обета их жизни, особенно если они, хотя бы с ропотом, согласятся подвергнуться лечению». Надо дать им время одуматься и только в случае безуспешности всех попыток обратиться опять к папе, чтобы он мог применить более действительное средство — ut adhibeamus remedium, quod videbimus expedire{72}. Ведь вполне понятно и простительно, что они не могут сразу оставить свой старый обычай. Пусть они «с честью похоронят старый закон».