Еретики как будто признают Священное Писание, но толкуют его по-своему, хотя и в духе средневекового богословия. Сын Божий, говорит допрашиваемый Арибертом Герард, «animus est hominis, a Deo dilectus»{5}. Он — «дух, чувственно рожденный от Марии Девы, т. е. он рожден от Священного Писания». Дух Святой «divinarum scientiarum intellectus, a quo cuncta discrete reguntur»{6}. Таинства церкви не имеют никакого значения.
Своеобразное понимание первого и второго лиц Троицы, оправдываемое толкованием Священного Писания, аскетизм (отказ от плотских сношений и мяса), отношение к вопросу о насильственной смерти (endura), отрицание римской церкви приводят нас к катаризму, еще своеобразному (героизм мученичества), может быть, еще находящемуся в состоянии брожения, не приобретшему вполне определенных очертаний, но легко признаваемому. Во всяком случае, первые годы XI века открывают перед нами начальную эпоху новоманихейства, катаризма в Италии, обнаруживают первые семена заносного учения, оплодотворенные остатками итальянского (т. е. занесенного в Италию ранее) манихейства. В 1027 году катаризм проявил себя; еретики посеяли во многие умы основы своих учений и запечатлели святость свою добровольною гибелью на костре.
3. Не видно, как всходят из земли ростки их учения, но к половине XII века они уже поднялись: «вестники антихриста» рассеялись по Италии.
С 1125 г. катары держатся в Орвието, в 1141 г. — в Сутри, около половины XII в. они многочисленны в северной Италии — Марке Анконской, Тоскане и Ломбардии вплоть до альпийских долин. Немного позднее перед нашими глазами уже организованная церковь, правда пока в размере одного только диоцеза, но зато находящаяся в постоянной и живой связи с Востоком и с югом Франции. Во главе катаров Италии стоит епископ Марк, под властью которого находятся все ломбардцы, тосканцы и маркиане, — значительная церковь, примыкающая к умеренно-дуалистическому направлению новоманихейства.
В 1167 году в Ломбардии появился представитель крайнего дуализма, видимо прибывший с целью устранить ересь в среде катаров. «Прибывший же из Константинополя в Ломбардию некий папа, по имени Никита, начал порицать болгарское поставление (ordinem Bulgarie), которое имел Марк. Поэтому епископ Марк, начав колебаться, оставил болгарское поставление и принял вместе со своими соединомышленниками от этого папы Никиты поставление другурское и соблюдал его много лет». Известие этого ценного отрывка, приведенного Винье и бросающего свет на значение итальянской церкви и связь ее с Востоком, находит себе подтверждение в чрезвычайно любопытном сообщении о еретическом соборе 1167 г. в южной Франции, на котором присутствовал и Марк. Но переход Марка к Ordo Druguriae вызвал в итальянской церкви раскол. При преемнике его Иоанне Жиде «из заморских земель» — т. е. опять-таки с Востока — «прибыл некий Петрак, сообщивший худое о епископе Симоне, от которого получил свое другурское поставление Никита». И благодаря этому, по словам источника Винье, итальянские катары распались на две группы. Во главе одной остался Иоанн Жид, епископом другой сделался Петр Флорентийский. Но на этом раскол не остановился; дробление продолжалось, и к концу XII века катары Италии разделяются на три группы — три епископства: 1) Ordo Bulgariae, 2) Ordo Druguriae и 3) Ordo Sclavoniae. В эпоху автора, лежащего в основе сообщения Винье и частью им цитируемого (т. е. в концеXII в.), известны были следующие епископы итальянских катаров и следующие их резиденции. 1. Ordo Bulgariae — епископ Гарат в Ломбардии и его «сыновья»: fïlius maior Герард в Брешии и fïlius minor в Concorezzo (Corezium) близ Милана. 2. Ordo Sclavoniae — епископ в Mandello (пров. Комо)[5], fïlius maior Альдерик в самом Милане, fïlius minor Оттон в Баньоло[6]. 3. Ordo Druguriae — два епископа Маркизий и Николай со своими (четырьмя) сыновьями, из которых Бонакурз называет одного сына Маркизия — Амиго. Местопребыванием Николая была Виченца; что же касается Маркизия, то Винье говорит: «Pour ceux de Drugurie Marchisius à Sorano, Nicolas à Vicence et les fils de tous deux en autres villes»{7}. «Sorano» приводит в некоторое недоумение. Трудно сказать, имеется ли в виду ломбардская Soragna на юг от Кремоны.
И если так, то существование там ереси неизвестно. Кажется, что лучше будет искать решения не у Винье, а у более осведомленного Бонакурза, дающего сведения (если судить по имени Маркизия) о той же эпохе, что и источник Винье. Бонакурз же говорит следующее: «Marchisius scilicet de Soratio episcopus illorum de Seneano»{8}. Seneano фонетически напоминает нам Сорано, что вместе с именем Маркизия позволяет оба названия отнести к одной и той же местности. На Западе от Бергамо, известного центра катаризма, живого еще в XIV в., как показывают «Акты» тулузской инквизиции лежит долина притока Ады Серио (Serio, Serius) — Vallis Seriana, имя которой фонетически близко и к Sorano, и к Seneano, и в ней на самом Серио местечко Sariate, теперь Seriate. Кажется возможным отожествить Seneano (Sorano) с Seriana, a Soratium с Sariate. Таким образом, в конце XII и начале XIII в. итальянские катары как будто гуще всего сидят в Ломбардии к северу от среднего течения По. Ordo Bulgarie занимает север от Комо до Гардского озера (Concorezzo — Brescia), это представители крайнего дуализма; Ordo Drugurie, заходя далее на Восток (Виченца), врезается в область первого; Ordo Sclavoniae опускается несколько вниз к По (Милан — Баньоло), пересекая, как и второй, область первого (Mandello). Конечно, нельзя предполагать точных границ и замкнутых диоцезов, хотя, если имеет значение аналогия французских церквей в 1167 г., стремление к этому существовать могло. Вероятнее всего, что катары той или иной ветви были рассеяны в разных местах Ломбардии и даже Италии вообще, соседствуя и сожительствуя с представителями других ветвей; и в таких городах, как Милан, Виченца, в таких местностях, как местность между Комо и Гардским озером, рядом друг с другом уживались члены разных «церквей». Наши источники называют только пункты обычного местопребывания иерархии того или иного «ордена», они не могут дать ясного представления о пределах распространения катаризма в Италии. Этого не добиться и от других отрывочных и по необходимости случайных указаний. И все же, собирая эти отрывочные намеки, можно нарисовать себе целую наброшенную на среднюю и северную Италию сеть городов и местечек, в которых катары были наверное. Среди них — это почти несомненно — будут почти все главные центры катаризма, а степень густоты этой сети в той или иной области позволит приблизительно судить о степени зараженности ее ересью, о силе в ней катаризма. И если, при всем несовершенстве наших сведений для Италии, на север от Рима мы насчитываем более 80 случайно упомянутых пунктов, если их более 30 внутри линии Александрия — Верчеллы — Комо — Виченца — Падуя — Мантуя — среднее течение По, мы можем, не рискуя впасть в особенные преувеличения, сказать, что не было мало-мальски значительного городка Ломбардии, где бы не было катаров, что мало было дорог и тропинок, по которым не проходили бы их перфекты. И тоже в несколько ослабленной степени справедливо для Тосканы, Умбрии, Римской Кампаньи, Марки Тревизской, Романьи и Эмилии.
Как указано выше, смутные данные позднего источника позволяют предполагать существование еретиков в Орвието уже 1125–1141 —1163 гг., а ввиду тесной связи орвиетских катаров с сиенскими и в Сиене. Возможно, что поздний писатель путал катаров с гибеллинами. Возможно, но необязательно. Даже вероятнее, что гибеллинов считали еретиками именно потому, что под покровом политических врагов церкви пристраивались и находили себе приют и защиту религиозные ее враги. Ведь в конце 60-х годов (и это уж не так далеко от 1125 г., всего лет 50) присутствие еретиков в Орвието несомненно, и они как-то смешиваются с борющимися партиями. Ересь крепко засел! в этом маленьком городке, продержавшись до последней четверти XIII века. Едва ли избиение инквизиторов в 1265 г. обошлось безучастия еретиков, а указание Ваддинга позволяет предполагать их существование еще в 1279 г. В 1141 г. катары уже в Сутри, между Витербо и Римом, а через каких-нибудь 30 лет сведения о них становятся более определенными и частыми.
6
Giuseppe Manuel di S. Giovanni решает выбор в пользу Bagnolo пьемонтского, а не брешианского. Но основания его вполне недостаточны.