– Даже не думайте, – говорю я. – Мы не должны заставлять Мадам ждать.
Правило Дома № 1: Никогда не заставляйте Мадам ждать.
Ее офис находится в другом здании.
Яркие солнечные октябрьские лучи сияют сквозь деревья и сверкают на поверхности пруда, когда мы проходим мимо. Посреди дорожек гравия разбросаны здания из красного кирпича, некоторые с плющом, ползущим по стенам, другие с каменными ступенями, ведущими к полированным дубовым дверям. Можно практически представить, что это всего лишь простая школа–интернат для мальчиков. Но ее внутренности прогнили.
Офис Мадам находится в здании, наиболее близком к входным золотым воротам компаньонского дома. Дверь здесь бледно–зеленая с венком осенних листьев на ней – кольцо бордового, оранжевого и тусклого желтого. Биллингс стучит, и дворецкий мадам, Старый Уайт, открывает.
– Мистер Локвуд, как было приказано, – говорит Биллингс с презрением. Биллингс уже давно завидует роли Старого Уайта в доме Мадам. Ему не нравится, что изо всех людей Мадам с огромным доверием полагается на простого слугу. Наверное, это единственное качество Мадам, которое мне нравится.
Старый Уайт едва смотрит на Биллингса.
– Вам сюда, молодой человек, – говорит он, и я могу оставить Биллингса позади и пройти по коридору с зеленой ковровой дорожкой к кабинету Мадам. Уж лучше идти по этому коридору. Когда Старый Уайт поднимает вас наверх, ну... это встреча совершенно другого сорта.
Никто не знает истинного имени Старого Уайта. Он старый и белый, с морщинистыми руками, ярко–голубыми глазами и широкой, теплой улыбкой, которую он редко использует. Его голова выбрита, и он всегда носит один и тот же выполненный в строгом стиле двубортный костюм. Он стучит в дверь офиса Мадам.
– Войдите, – говорит она изнутри. Голос Мадам умеет быть одновременно сладким и острым.
– Эш Локвуд, – говорит Старый Уайт, вводя меня внутрь.
– Спасибо, Уайт, – отвечает Мадам. – На этом всё.
Мадам, должно быть, уже за 50, хотя у нее были процедуры, чтобы ее реальный возраст невозможно было угадать – подтяжка здесь, подкладка там. Она всегда носит плотно облегающие платья, которые подчеркивают ее пышную грудь, а волосы и макияж безупречны. Сегодня на ней синий бархат и колье из бриллиантов. Одно только ожерелье стоило, по крайней мере, моей годовой зарплаты. Я всегда задавался вопросом, не начинала ли Мадам с работы в публичных домах Ряда, захудалой улицы, полной обычных проституток, наркоманов и воров. И теперь она делает всё возможное, чтобы стереть эту часть своей жизни.
Я не могу винить ее. Если бы я мог стереть эту часть своей жизни, я бы сделал это в одно мгновение.
– Присаживайся, – говорит она, указывая на один из двух стульев с твердой спинкой перед своим столом.
В офисе приятно пахнет кожей и кофе. Единственное огромное окно выходит на золотые ворота. На её столе из красного дерева лежит перьевая ручка, промокательная бумага, стоит маленькая лампа с декоративными кисточками на абажуре и стопка файлов. Она открывает один из них, когда я присаживаюсь.
– Вы сегодня выглядите прелестно, – говорю я. – Этот цвет хорошо сочетается с вашей кожей.
Она отмахивается от комплиментов. – Я очень надеюсь, мисс Флорет не вывело из себя то, что ей пришлось отпустить тебя со своего урока, – говорит она. Её пристальный взгляд прожигает меня в поисках какой–либо реакции – она знает, что я ненавижу этот класс. Я тепло улыбаюсь.
Правило дома №2: Никогда не показывай свои настоящие чувства.
– Я уверен, она оправится, – говорю я. – Ведь будут следующие уроки, которые я смогу посетить.
– Не так скоро, – говорит мадам, переходя к делу. Она морщит губы, покрашенные в глубокий красный цвет, и берет маленькую карточку из стопки рядом с перьевой ручкой. Это карточка для комментариев. Каждая королевская женщина заполняет одну из них после того, как компаньон прекращает ей служить, чтобы мадам увидела, что нам нужно улучшить.
– Леди Ивы была весьма впечатлена вами, – говорит она. – Круглые пятерки по всем параметрам. – На карточках есть вопросы с рейтингом от одного до пяти, один значит «ужасно», а пять – «отлично». Затем в конце они могут добавить личные комментарии.
– Она слишком любезна, – говорю я. Леди Ивы была не так плоха, как некоторые – она предпочитала, чтобы наши занятия любовью были нежными и традиционными – но ей не было равных в нытье по поводу статуса своего дома в Жемчужине, и у нее был хронический неприятный запах изо рта.
Мадам издает смех. – Да, я уверена, что доброта была первой вещью на её уме, когда она это заполняла. – Она бросает карту в сторону и берет лист бумаги из папки. – У тебя есть новый клиент. Весьма впечатляющий новый клиент. С которым мы не имели удовольствия совершать сделку в этом доме ещё с моих времен.
Это заставляет меня внезапно заинтересоваться. Я пытаюсь угадать, кто же это может быть. Точно не Курфюрстина, у неё нет дочери, только несовершеннолетний сын. Графиня Камня бездетная, герцогиня Весов вышла замуж за герцога только в прошлом году, так что аукцион этого года был её первой попыткой завести ребенка. Сын графини Розы умер в дуэли 10 лет назад, и у неё никогда не было дочери. У герцогини Озера – единственный сын.
Возможно, это еще один Дом высшего ранга.
– Мадам знает, что мне не терпится познакомиться с любой молодой леди из Жемчужины, – говорю я.
– Она не из Жемчужины, – отвечает Мадам.
Теперь я озадачен. Я не работал в Банке с тех пор, как мне исполнилось 15, и я не могу представить ни одного клиента из Банка, который был бы круче, чем клиент из Жемчужины.
И я ненавижу себя за то, что думаю так, но кажется странным, что она готова отдать меня клиенту из Банка. Она знает цену, на которую я могу претендовать.
– Её имя – Карнелиан Силвер, – продолжает Мадам, – и она племянница герцогини Озера.
Ах, точно. Сестра герцогини Озера отказалась от своего королевского происхождения, выйдя замуж за журналиста из Банка. Но затем он умер, и от горя женщина сошла с ума и повесилась. Я забыл, что у нее была дочь.
– Герцогиня стремится увидеть ее замужем, – говорит мадам. Перевод: герцогиня стремится избавиться от своего родственника низкого происхождения. – Она просит, чтобы ты прибыл завтра в час дня, чтобы начать свою службу.