– Конечно. Я польщен, что Мадам считает меня подходящим выбором для такого престижного Дома.
Она откидывается на спинку стула и изучает меня своими кошачьими глазами. Я знаю, что она видит мое тело под белой униформой и брюками цвета хаки, которые носят все компаньоны. Она хорошо знает его, каждый дюйм моей груди, окружность моих бедер, изгиб моих коленей. Мадам уверяется, что наши тела всегда находятся на пике своего физического состояния. Ее взгляд движется вниз, чтобы остановится в районе застежки пояса. – Я понятия не имела, когда увидела тебя в этой клинике... – бормочет она.
– Не имели понятия, Мадам?
– Сколько денег ты мне принесешь. – Она садится прямо и закрывает файл, возвращаясь к делу. – Ты встретишься с доктором Лейном для обычных тестов. Он ждет тебя. И приходи в мои покои этим вечером в восемь.
Мадам проверяет каждого компаньона перед их отправкой на задание.
– На этом все, – говорит она, не взглянув в мою сторону, подтягивая к себе новый файл. Несомненно, после того, как я уйду, к ней придет еще один парень.
Старый Уайт открывает для меня парадную дверь. Воздух морозный и пахнет дымом и осенью. Медицинское здание находится в противоположной части двора, и я почти достигаю его, когда натыкаюсь на Эмори.
Эмори на четыре года старше меня. Мы встретились на мой второй день у Мадам Курьо – я потерялся, пытаясь найти столовую, и наткнулся на нескольких старших компаньонов. Мне было всего четырнадцать, застенчивый и неуверенный в этом вылизанном месте, которое было ничем не похоже на Смог и дом, в котором я вырос.
Мальчики не причиняли мне вреда – физическое насилие среди компаньонов находится под запретом, за исключением тренировочных боев и уроков владения мечом, но даже здесь запрещено трогать лицо. Синяк под глазом может стоить компаньону неделей работы.
Конечно, на тот момент я этого не знал. Поэтому мне они напомнили моих братьев и отца, и я все думал, кто ударит меня первым. Они называли меня именами, которых я раньше не слышал в свой адрес, самое популярное – девственник. Отец мог назвать меня слабым, глупым и неблагодарным, но девственником – никогда. Потом появился Эмори и сказал им пару ласковых, отправляя их куда подальше, и взял меня под свое крыло.
– Новый клиент? – спрашивает он меня.
– Дом Озера, – отвечаю я.
Он поднимает бровь. – Хорошо. Я даже не знал, что Дома Основатели нуждаются в компаньонах..
– Племянница герцогини.
Эмори кивает. – Ясно, банковская девочка–сирота. Надеюсь, она хорошенькая.
Надеюсь, она добрая, думаю я. Добрая и умная, возможно, с хорошим чувством юмора. Это будет приятным разнообразием.
Я давно не видел Эмори. Кажется, будто у него новые клиенты каждую неделю, что совсем необычно для компаньона. К том же он становится старше. Через год его возраст будет непригодным.
А когда ты стареешь, ты сам по себе. Ты не можешь покинуть Банк, чтобы вернуться к семье. Ты не можешь больше работать компаньоном. Все, что у тебя есть – деньги в кармане и отсутствие любых навыков для зарабатывания денег, кроме тех, которые могут пригодиться только в Ряду.
Эмори выглядит уставшим, под его глазами виднеются тёмные круги. Ему следует увидеться с Крашенной Госпожой – она эксперт в маскировке любого несовершенства. Но Эмори обязан взять себя в руки и не показывать свое истощение.
– Ты в порядке? – спрашиваю я.
Он пожимает плечами. – Я думаю, что Мадам пытается выжать из меня все диаманты, которые может, прежде чем со мной покончено. – Он смеется грустным, пустым звуком. – Ох, не смотри на меня так, Локвуд, – говорит он, хлопая ладонью по моему плечу. – Скорее бы уже покончить с этой жизнью.
Но что–то в его выражении, когда он уходит, заставляет меня напрячься.
В 19:48 я стою в ванной перед зеркалом.
Бритва в моей руке настолько легкая, что я почти могу себе представить, будто ее вообще не держу, будто это не что–то опасное, просто обрывок шелка или тонкое перо. Я никогда не заходил так далеко, не вынимал бритву на самом деле. Я думал об этом много раз. Я видел порезы на ногах Трэка, когда он переодевался после одного из наших занятий по физкультуре. И я всегда задавался вопросом, помогает ли это вообще.
Я не хочу встречаться с Карнелиан Силвер, я не хочу удовлетворять ее тетушку. Я больше не хочу быть компаньоном.
Я изучаю свое лицо, линии своей челюсти и носа, изгибы губ, цвет своих глаз. Что делает это лицо привлекательным? Почему? Я не могу понять. Я презираю всё это. Я бы хотел, чтобы в этом месте было меньше зеркал – кажется, ты не можешь пойти куда–либо, не поймав своего отражения.
Я медленно поднимаю лезвие к своему правому глазу. Я смогу сделать это. Я смогу покончить со своей жизнью одним быстрым ударом. Никаких клиентов. Никакого секса. Никакой притворной вежливости, никаких улыбок, когда хочется закричать.
Сделай это, шепчет голос в моей голове. Лезвие касается моей брови.
Синдер, шепчет другой голос. Моя сестра.
Дверь в мою комнату открывается.
– Эш?
Я бросаю лезвие в раковину.
– Рай? – Я спешу в комнату и вижу своего соседа, который растянулся на своей кровати и уставился в потолок. – Я не ожидал тебя так рано!»
– Черт возьми, знаешь что – эта женщина безумна. – Кожа Рая имеет глубокий, темный цвет, который резко контрастирует с белой рубашкой. Он вытягивает руки и взъерошивает свои густые темные кудри. Но когда он поднимает голову, все его лицо меняется. – У тебя кровь течет, – говорит он.
Я прижимаю свою ладонь к глазу, и на ней остается кровавое пятно.
– Что с тобой не так? – требует Рай, схватив меня за руку и ведя обратно в ванную. Он берет комок туалетной бумаги и мочит его под краном. – Хочешь, чтобы Синдер умерла? Они пометят тебя и вышвырнут за то, что причинил себе боль, ты это помнишь, да? И тогда больше не будет денег на ее лекарства.
– Я не... Я бы этого не сделал... – Я не знаю, что сказать. Я сгораю от стыда. О чем я только думал?
Рай берет бритву и бросает ее обратно в ящик, где она и должна находится, с остальными бритвенными принадлежностями. Я прижимаю мокрую бумагу ко лбу. – Я просто устал.
– Мы все устали, брат, – говорит он таким тоном, который я не слышал прежде.