8:50
Алексей Викторович Тувимский большим и указательным пальцами с силой проводил по бровям. Он уже сказал «Поехали», и все высыпали с планёрки. К двум должны закончить основное и можно будет в ординаторской посмотреть футбол. Он выпил ещё кофе, протяжно и громко выдохнул, вглядываясь в план операций на будущую неделю. В коридоре, подходя к операционной, он поймал за рукав Олю, медсестру со сладкой улыбкой, хитрыми глазами и вечно спрятанными в карманы руками. Она посмотрела слегка испуганно, но быстро вернула лицу лисье выражение, огненные глаза под черными бровями блеснули лживо и приветливо.
- Не все ведь были, - сказал Тувимский и слегка за плечо повернул её к себе прямо. Глядя вполоборота, она могла обмануть кого угодно. Теперь она чуть выпятила губы и ответила:
- Яши нет. Она у старшей отпросилась. Что-то срочное у неё. Сказала, после трёх точно будет.
- Не Яши, а Ярославы Сергеевны, - строго поправил он и отпустил.
Они вечно что-то затевают между работой и сном на работе. Он понимал ещё, когда она отпрашивалась или беспрестанно менялась с кем-то дежурствами среди учебного года, когда её крашеную голову занимали университетские заботы. Но что ей могло помешать летом? Яша – хорошая медсестра, её любят больные за лёгкий нрав, и она расторопно работает. Тувимский прекрасно знал, что нрав у неё нелёгкий, что вся её улыбчивость и дурашливость остаётся в коридорах и звенит только в малознакомых ушах. Ещё он знал, что она спит в бельевой не только когда у неё по расписанию ночное дежурство, но и в нерабочие дни, когда она приходит туда с рюкзаком, пачкой кексов и бутылкой воды, и запирается со своим компьютером на вечер и на ночь. Он никогда не спрашивал, что за проблемы у неё; мало ли что – друзья, семья, жильё. С ней иногда хотелось поговорить, но о серьёзных вещах она или говорила в шутку, или ходила вокруг да около. Он зашёл за стеклянную блестящую дверь. Через десять минут операция – единственная, надо надеяться, на сегодня. Суббота. Подошвы скрипят по полу бодрее обычного, костюмы и халаты у анестезиологов белее, а шапочки – цветастее. В субботу и скальпель ляжет между пальцами поудобнее, и игла ни в коем случае не сломается. «В обед салат нарежем на всех! Ага, мне с дачи свекровь привезла», - щебечет из-под маски операционная сестра Рита. Сейчас, сейчас поработаем, а потом будет нам лето. Часы на голубой холодной стене показывают пятнадцать минут десятого.
9:40
На спортивной базе тихо. Вязы застыли, только самые кончики ветвей покачиваются на тихих жарких воздушных волнах. Раскалённая бетонная площадка шуршит под шинами очередного чёрного автомобиля. Водительская дверь открывается, молодой человек за рулём слегка поворачивается, ставит одну ногу на землю и решает пока не выходить. Он подносит к уху телефон и отвечает на звонок. У него спокойный скрипучий голос, строгие черты. Он смотрит в боковое зеркало сам себе в карие глаза равнодушно и хмуро. Задумавшись во время разговора, он прищурился и посмотрел в сторону солнца на деревья. Лицо его сразу меняется, сузившиеся глаза веселеют и зеленеют на свету. Кто-то вышел из-за стены здания, и он поворачивается обратно в тень, смотрит себе под ноги. От раздражения нижняя челюсть делает едва заметное движение вперёд и назад, потом он сжимает зубы и хмурит тёмные красивые брови.
- Нет. Я ещё вчера сказал тебе... Я не мог. Игра важная... Нет, я не отдохнул. Это тебе придётся подстраиваться под меня, что ж поделаешь... Да, работа важнее. Уж извини! Я не люблю, когда ты разговариваешь вот так. Да. Потому что я так сказал. Представь себе.
Теперь он говорит твёрже. Равнодушие пересекло глаза, заняло горло и источалось с языка. Подъехала ещё машина и встала с другой стороны площадки. Он узнаёт её. Сейчас появится тренер. Молодой человек встаёт рядом с открытой дверью своего автомобиля, смотрит через крышу и кивком здоровается. В эту секунду выражение его лица меняется. Он снова на одно мгновение внимателен, открыт. Но он должен вернуться к голосу в трубке, вроде бы любимому голосу, но, кажется, он требует слишком много.