Миша нажимает отбой и удаляет данные звонка. Значит, дело решают вести до конца, потому что нашли, кого подставить. Это и есть – запасной аэродром. Его заказчик пытается догнать сразу нескольких зайцев и понял, как это сделать. Поэтому плата такая хорошая. Они рассчитывают сыграть и на ставках на матч – после убийства переигровку никто устраивать не будет, если грамотно навести подозрения. «Спартак» - большой клуб, большие связи, на кого-то из руководства сбросят этот груз, и тень упадёт на всех разом. Никакой переигровки – штрафы, расследование, уголовное дело, старые грехи и грехи новые.
Один выстрел – и умирает человек. Всё, с чем он связан, разрушится, если он – достаточно важное звено. Затем в заранее расставленные сети попадает ни в чём не виновное начальство команды-соперника, «Спартака»: директора, спонсоры, тренеры и связанные с ними прочными нитями игроки. Вовремя поданные ставки. Крупный выигрыш. Один матч переворачивает ситуацию в целом турнире. Меняется лидер. Рассыпаются планы. Наверняка и это – слишком простая схема, и всех деталей Миша не знает. Против жизни человека на другую чашку весов нужно положить очень много. Тем более, когда эти весы стоят у всех на виду.
Машина проезжает мимо большой красочной афиши – сегодня в 14:00 в «Лужниках» матч между «Спартаком» и ЦСКА. Миша очень длинно выдыхает сквозь сомкнутые губы, слегка надувая щёки. Ещё никогда его действия не могли изменить сразу так много. Ведь всё дело только в том, что раньше он вмешивался в измерение денег и власти на каких-то дрянных весах, и никому их не покажешь, они спрятаны в подсобках грязных складов, и за то, чтобы он, Миша, помог скрыть, что весы неисправны и врут, ему и платили деньги. Но теперь он должен помочь качнуться красивым весам из фальшивого золота, за работой которых следят миллионы людей, и это наполняет его невиданной гордостью.
Загнав машину, он проделывает привычный ритуал с лампами и тетрадью. Полуулыбка приятно греет углы губ, Миша почти рад, что ему доверили эту работу. Он не любит футбол, но знает, что игра очень влияет на многих людей. Он уважает игру, потому что находит её искры и в своей работе. Теперь они пересекутся. Он достаёт из багажника и ставит перед собой большой чёрный футляр, находит спрятанные новые пули в потайном ящике в стене. Замки щёлкают, и доводчики подбрасывают крышку футляра. От затылка вниз по плечам и спине опрокидывается жалящий холод.
Отсеки футляра пусты. Винтовка с затаившейся внутри пулей исчезла.
13:12
Он смотрит на себя в зеркало, стоя перед белоснежной раковиной. Тихо и пусто в сверкающем лампами туалете, в коридоре за дверью, немногим громче – в фойе перед выходом на поле. Футболисты выходят на предыгровую разминку, не задерживаясь. Все слова оживают уже в кругу трибун, под небом.
С гладко выбритого подбородка ещё капает вода. В кареглазом хмуром человеке, который внимательно глядит из-за стекла, он не может себя узнать. Он уже пожалел о телефонном разговоре, уже кажется, что она всё-таки важнее, чем работа, чем вечный бег, а точнее сказать, важнее не она сама, а то, что он к ней чувствовал. Опускается взгляд, опускаются плечи. Он глубоко и спокойно дышит, ему нравится запах вишнёвого мыла, нравится хрустящий стеклянный звук из-под шипов бутс от лёгкого движения. Он вдруг сжимает зубы посильнее и снова поднимает голову. Он решил, что не будет перед ней извиняться, потому что не виноват, и пусть остается, как есть. Отражение словно темнеет. Злость сквозит в напряжении мышц, в изломе бровей и сжатых губах. Теперь узнать себя вообще невозможно, и от этого чувства потери, такой потери, что и до блеска прозрачное зеркало не помогает отыскать пропажу, недалеко и до отчаяния. Кто же тогда, думает он, знает человека настоящим? Родным и друзьям расскажешь о себе не всё – и, выходит, они знают не тебя, а какого-то другого человека, и любят они тоже как будто не тебя, а его, чужого и несуществующего. Вот от бога, пожалуй, не скроешь ничего. Но если стоишь, не шелохнувшись, в блеске сотен кафельных отражений ламп, и тяжело от одной мысли, что надо выйти и увидеть людей, так он, наверное, сейчас не в настроении говорить с таким беспутным смертным. Если б был в настроении, уже стало бы легко. Он бы сейчас много отдал за подсказку или знак – что сделать и куда идти, откуда взять себя такого, какой есть на самом деле, и успокоиться, и собраться.
В коридоре раздалось цоканье, кто-то шёл прямо сюда. Он быстро включил воду и сделал вид, что умывается. Вошёл кудрявый черноволосый парень и стал пристально смотреть в зеркало, дожидаясь, когда его товарищ наконец-то поднимет голову. Когда это случилось, их взгляды встретились в отражении.