Дивизия «Галичина» после ее создания больше года не на фронте воевала, а именно карательными операциями занималась и евреев отлавливала. А еще желающие могут прочесть приговор Нюрнбергского трибунала в 1946 году: объявляя СС преступной организацией, трибунал включил в ее состав ваффен-СС. Среди преступлений СС трибунал на первое место поставил уничтожение евреев.
Шептицкому, омраченному участием украинцев в убийствах, было хорошо известно, сколь охотно его народ предавался кровавому разгулу. Ш. Швейбиш, специалист по украинской истории, прикинул: по принятой у немцев разнарядке в полиции на оккупированной территории полагалось служить до одного процента местного населения; при тридцати миллионах украинцев это сотни тысяч полицаев; в августе 1942 года, например, их насчитано 150 тысяч. Украинцы служили в гитлеровских концлагерях, убивали население сопредельных территорий. Они воевали с восставшим Варшавским гетто, и скорбно знаменитую белорусскую Хатынь жгли не немцы — украинцы. Сколько палачей поставили прихожане Шептицкого? Русский православный патриарх Тихон в 1918 году, в разгар террора гражданской войны и большевистских гонений на христианскую церковь, счел грехом любое участие в насилии и, отвергая советскую власть, отказался благословить антибольшевистское белое движение при всем личном уважении к его деятелям. Шептицкому не хватило высоты духа отринуть еще большее зло германского нацизма. Вряд ли его пугало, что в конце концов за свою твердость души Тихон заплатил жизнью. Скорее, вели митрополита политические соображения.
От гитлеровцев Шептицкий своих украинцев и поляков, в общем, уберег. Из 5200 тысяч украинцев и поляков Восточной Галиции войну пережили 4730 тысяч (91,2 процента). А евреев выжило тысяч десять-пятнадцать из 570 тысяч — примерно два с половиной процента. За каждой цифрой политика. В XX веке политикой повязаны все и все. Пронацистская политика Шептицкого хранила его и позволяла ему, спасителю евреев, стать Праведником. Пронацистская политика Шептицкого не позволяет ему, пособнику убийства, стать Праведником. Отделить Шептицкого от политики нельзя. «Яд ва-Шем» — государственное заведение — тем более неотделим от политики: любое решение по делу Шептицкого кому-то на пользу, кому-то в ущерб, политических скандалов не оберешься.
Когда Кахана скрывался у Шептицкого, митрополит в один из вечеров сказал ему: «Знаете, почему евреев ненавидят и гонят? Читайте Новый Завет. У Матфея они сами, предавая Христа казни, говорят: «Кровь Его на нас и детях наших». Сбывается пророчество». На следующий день Шептицкий смущенно извинялся перед Кахана за то, что позволил себе привести цитату, которая может оскорбить раввина. Эта человеческая деликатность, вероятно, усиленная сочувствием к угнетенному еврею Кахана, стыковалась в митрополите с твердым представлением о справедливости кары евреям.
Раздвоение личности, сочетающееся с неврозом христианства, о котором говорил израильский историк Я. Талмон: для христианина евреи — благодетели, породившие Мессию Христа, и они же — убийцы Его. Их приходится любить и ненавидеть одновременно. Тяжко честной душе, а тут еще подворачивается на извилистой житейской дороге обреченный еврей, и, глядя в библейские его глаза, затуманенные предсмертной тоской, не получается утешить себя ссылкой на евангельское слово и на определяющую Б-жью волю, ибо колотят в сердце жалость и зов «Возлюби ближнего», и просто человек Шептицкий, сговорившись с митрополитом Шептицким и наперекор Шептицкому-политику, — спасает подвернувшегося (свыше предназначенного?) еврея.
Спасенная еврейская душа, разве не ведет она в Праведники? — мог бы в который раз спросить Д. Кахана. Я. Сусленский вздыхает: «Кахана, бывший главный раввин израильских военных летчиков, сложил оружие». А мне представилось: раввин Кахана видит А. Шептицкого поглядывающим с того света на возню вокруг своего имени с улыбкой то ли укоризненной, то ли иронической, то ли даже горькой… Потому что митрополиту — Кахана знает — предстоит замаливать грех сделки с дьяволом.
Народ, который научился жить без страны, невозможно завоевать.
«Евреи же, без всякого сомнения, самая сильная, самая цепкая, самая чистая раса из всего теперешнего населения Европы, они умеют пробиваться и при наиболее дурных условиях (даже лучше, чем при благоприятных), в силу неких добродетелей, которые нынче охотно клеймятся названием пороков, — прежде всего благодаря решительной вере, которой нечего стыдиться «современных идей».