Сделаны попытки выделить несколько социальных слоев внутри общества ямных племен в зависимости от величины курганных насыпей и богатства могильного инвентаря, найденного с погребенными. Действительно, возведение кургана требовало значительных усилий со стороны большого коллектива: создание насыпи, крепиды, для которой иногда приходилось привозить издалека крупные камни, нуждалось как в больших людских ресурсах, так и в высоком уровне организации. Согласно одной из реконструкций, очень крупные курганы возводились над теми покойниками, которые принадлежали к высшему слою общества. Подсчитано, например, что для возведения кургана диаметром 110 м и высотой около 3,5 м над одним из ямных погребений потребовалось 40 тыс. человеко-дней (например, работы 500 человек в течение 80 дней). Естественно, что такой курган мог быть сооружен лишь над погребением очень крупного вождя, представителя высшего слоя общества. Ко второму слою общества ямной культуры принадлежали те, кто после смерти имел право на курганы диаметром более 50 м. Под курганами диаметром от 20 до 50 м хоронили рядовых общинников. В их погребениях находят в качестве инвентаря всего один глиняный сосуд.
Большие изменения, которые происходили в Европе на протяжении III тыс. и коснулись различных сторон экономики, материальной и духовной культуры населения, привели к тому, что этнокультурная карта Европы второй половины III тыс. стала выглядеть совершенно иначе, чем на рубеже IV и III тыс. Сформировался ряд совершенно новых культурно-исторических общностей, которые зачастую невозможно вывести из предшествующих и которые, по крайней мере частично, объясняются значительными миграционными потоками населения.
Вполне естественно, что именно с этим временем многие ученые связывают появление в Европе носителей индоевропейских языков. Значительная роль скотоводства в экономике древних индоевропейцев, о которой говорят лингвистические данные, и почти полное отсутствие у них культа богини-матери во время их появления на исторической арене также свидетельствуют скорее в пользу III тыс., чем более раннего времени. Первых индоевропейцев видят в носителях культур Чернавода, Болераз, баденской, ямной культурно-исторической общности. Культуры шнуровой керамики и боевых топоров также довольно часто рассматриваются как принадлежащие носителям индоевропейских языков, тем более что в северных областях Европы в последующее за их распространением время нет никаких свидетельств значительной смены населения или притока нового.
Даже если правы лингвисты и историки, которые относят появление индоевропейцев в Европе к более раннему, чем III тыс., времени, все же существенные этнокультурные сдвиги в Европе в III тыс. настолько изменили картину расселения племен и распространения языков, что это требует соответствующего объяснения. Ведь этнолингвистическая картина, которая известна для Европы бронзового века, сложилась в основном именно во второй половине III тыс.
Глава IV
ДРЕВНЯЯ ЕВРОПА И ИНДОЕВРОПЕЙСКАЯ ПРОБЛЕМА
Ранняя этническая история народов Европы относится к проблемам, вызывающим оживленные дискуссии. Вопрос о том, что представляло собой население Европы в эпоху энеолита и бронзы, связан с проблемой формирования индоевропейской языковой общности и ее локализации.
В индоевропейских языках, распространившихся на территории Европы, обнаруживаются элементы явно неиндоевропейского происхождения. Это так называемая субстратная лексика — реликты исчезнувших языков, вытесненных индоевропейскими языками. Субстрат оставляет следы, иногда весьма заметные, не только в лексике, но и в грамматической структуре диалектов племен, переселившихся на новые места жительства. В последние десятилетия исследованиями Л.А. Гиндина установлено наличие нескольких субстратных слоев на юге Балканского полуострова, островах Эгейского моря. Среди них выделяется эгейский субстрат — конгломерат гетерогенных и разновременных топонимических и ономастических образований. Гораздо более однороден, по мнению исследователей, минойский — язык линейного письма А, бытовавший на Крите уже в III тыс. Отмечено определенное структурное сходство минойского с языками северо-западнокавказского круга, древнейший представитель которых — хаттский — хронологически сопоставим с мйнойским.
Несколько хронологически различных субстратных слоев прослеживается на Апеннинах. Наиболее древний слой имеет, вероятно, иберийско-кавказское происхождение (следы его обнаруживаются на западе полуострова и особенно на о. Сардиния). К более позднему времени М. Паллоттино относит «эгейско-азианический» субстрат, обнаруживаемый также по всей Эгеиде.
В Западном Средиземноморье выявлен автохтонный субстрат, к которому, вероятно, принадлежал иберийский; для него также допускаются кавказские параллели. Согласно археологическим реконструкциям и некоторым (пока единичным) языковым фактам, можно предположить наличие аналогий, определяемых как прасеверокавказские, и в ряде поздненеолитических культур Карпато-Дунайского района.
Крайний запад Европы до появления там индоевропейцев (приход кельтов в Ирландию датируется второй четвертью I тыс. до н.э.) был заселен народами, по антропологическому типу близкими к средиземноморским; население северных районов Ирландии относилось, как полагают, к эскимоидному типу. Субстратная лексика этого ареала пока не исследована.
На северо-востоке Европы анализ древнейшей гидронимики свидетельствует о наличии в этих районах населения, принадлежащего к финно-угорской семье. Западная граница этого ареала в IV тыс. проходила в Финляндии между реками Торне и Кеми и по Аландским островам. Что касается Центральной Европы — области распространения так называемой древнеевропейской гидронимии, — этноязыковая характеристика этого ареала затруднительна.
Впоследствии на древние местные культуры Европы наслаиваются носители индоевропейских диалектов, постепенно их ассимилируя, однако островки этих древних культур остаются еще на протяжении ранней бронзы. К их материальным следам, сохранившимся до наших дней на территории Европы от Скандинавии до Средиземноморья, относят, в частности, особые мегалитические сооружения — дольмены, кромлехи, менгиры, предположительно имевшие культовое назначение.
В историческое время индоевропейские народы и языки постепенно распространяются на обширнейшей территории от крайнего запада Европы до Индостана; очевидно, что по мере продвижения в глубь истории мы подойдем к периоду их существования в некоторой территориально более ограниченной области, которая условно определяется как индоевропейская прародина. Со времени возникновения индоевропеистики в первой половине XIX в. вопрос о прародине индоевропейцев неоднократно оказывался в центре внимания исследователей, оперировавших, помимо языкового материала, данными тех смежных наук, которые в соответствующий период достигали необходимого уровня развития, в частности археологии и антропологии.
Первые исследователи (середина прошлого столетия), опиравшиеся в своих построениях на языковые свидетельства и ранние письменные, источники, помещали прародину индоевропейцев на Востоке. А. Пикте таким местом считал древнюю Бактрию — район между Гиндукушем, Оксом (Амударьей) и Каспийским морем. Идею азиатской прародины индоевропейцев поддерживали В. Хен, Г. Киперт, И. Мур. Последний исследовал древнеиндийские тексты, показывающие особое отношение индоарийцев к зиме и к народам, живущим на севере — по ту сторону Гималаев (т.е. в Центральной Азии).
Р. Лэтэм был первым, кто высказался против азиатской прародины индоевропейцев (60-е годы XIX в.). По убеждению Лэтэма, ее следовало искать там, где в историческое время засвидетельствовано большинство индоевропейских языков, т.е. в Европе. Его поддержал В. Бенфей, согласно которому против восточной прародины говорит тот факт, что не обнаружены общеиндоевропейские названия тигра, верблюда, льва (хотя уже тогда было очевидно, что аргументация, основанная на отсутствии, возможно случайном, в языках какого-то обозначения, не может считаться решающей).
Теория европейской прародины была положительно воспринята археологами и антропологами. Л. Линденшмит, как и Бенфей, исходил из того, что обозначения общеиндоевропейской фауны не имеют восточного характера. Более того, он считал, что главное направление движения индоевропейцев — на восток и юг как в доисторическое время, так и в историческое.