Выбрать главу

Монарх не должен нарушать договоров с подданными и с соседями, обязан уважать личную свободу и неприкосновенность частной собственности. «Суверенитет частной собственности» оказывается у Бодена выше суверенитета самодержца, что позволяет считать его в данном случае выразителем интересов нарождающейся буржуазии, видевшей в абсолютизме силу, способную защитить ее экономические интересы. Боден утверждает, что государство, основанное на общности имуществ, противоречит «законам Бога и природы», а имущественное равенство гибельно для него.

Боден выступил и как реформатор исторического знания. Он отверг принятую многими гуманистами античную концепцию «золотого века» и последующего упадка цивилизации, пытаясь сочетать это с признанием цикличности исторического развития, чтобы объяснить причины упадка античной цивилизации, за которым после длительного периода варварства последовало возрождение — причем на более высоком уровне — материальной и духовной культуры. Боден убежден, что прогресс неостановим. Он отвергает средневековую периодизацию истории по «четырем монархиям». В отличие от большинства гуманистов Боден считал историю наукой более сложной, чем естествознание. Исходя из убеждения, что в истории «нет ничего случайного», он высказывает мысль о возможности устанавливать определенные закономерности истории, позволяющие объяснять прошлое и настоящее и прогнозировать будущее. «Всемирная история», по Бодену, предполагает изучение происхождения, развития и гибели государств, природы стран, нравов, культуры, религии, политики, законов — это позволяет считать его наряду с Лоренцо Валлой зачинателем культурно-исторического направления в исторической науке.

Идеи Бодена послужили источником для некоторых рассуждений Ла Попелиньера, автора «Истории историй» — первой во Франции попытки критического анализа развития исторических знаний.

Существенный вклад в развитие французской историографии и физиологии внес Иосиф Скалигер. Его сочинения «Исправление хронологии», «Сокровище времен» вызвали политическую полемику из-за приведенных им вслед за Лоренцо Валлой доказательств подложности «Константинова дара» и «Исидоровых (Лжеисидоровых) декреталий».

Крупнейшим произведением политической историографии конца XVI — начала XVII в. является «История своего времени» видного политического деятеля, богослова и юриста Жака Огюста де Ту (1553–1617), ближайшего советника Генриха IV. Де Ту участвовал в составлении Нантского эдикта, реформе Парижского университета, возрождении Коллеж де Франс. Его гуманистическая деятельность сочеталась с покровительством францисканскому ордену во Франции. Де Ту высшим проявлением государственной мудрости провозглашает религиозную терпимость и осуждает религиозные войны.

Литература периода гражданских войн отмечена печатью кризиса ренессансных идеалов. В поэзии, еще пытавшейся следовать принципам Плеяды, проявлялись внутренняя неуравновешенность, трагическое мироощущение, что позволяет видеть в ней черты, присущие литературе барокко. Типичным выражением разочарования в общественном назначении поэзии служит творчество Жана Воклена де Лафрене (1536–1607).

Накал религиозных страстей, оттеснение на задний план чувственных, языческих идеалов и настроений Высокого Ренессанса отличают в этот период литературу гугенотов. Место античных образов занимает библейская символика. К Библии, как ко всеобъемлющему источнику сюжетов, обращается Гийом Саллюст Дю Бартас (1544–1590), который унаследовал главную мировоззренческую установку Плеяды — представление о поэте как духовном пастыре человечества, но сводит эту миссию к провозглашению сентенций Ветхого и Нового завета.

Гуманистическая и гугенотская линии французской литературы, разделившись с началом гражданских войн, вновь на какое-то время сливаются в творчестве Теодора Агриппы д’Обинье (1552–1630), завершая целый этап ее развития. Политическая программа д’Обинье — одного из идеологов гугенотской партии, воина, поэта, историка, публициста — созвучна антиабсолютистской программе Отмана: регулярный созыв Генеральных штатов, восстановление привилегий провинций и городов. Д’Обинье не принял Нантский эдикт, не принимал стремления усиливавшегося абсолютизма стать гарантом национального и государственного единства.