КОРР.: — Как отнеслись родители к тому, что вы стали писать фантастику?
П. П.: — Очень обрадовались. Дело в том, что я перестал тратить время на игру в сквош.
Понятие писатель включает в себя такие категории, как престижная профессия, твердый заработок. Дело в том, что в Америке ярко выраженное разделение на классы. И вообще в Америке очень не справедливое общество. Но существуют и хорошие стороны привилегированных классов — появляется большая свобода выбора, открываются широкие возможности, но опять-таки не для всех. И поэтому мои родители не препятствовали моему выбору писать фантастику.
КОРР.: — А в каком жанре вы пишете: ужасы, фэнтези, научная фантастика, киберпанк?
П.П.: — Гуманистическая мафия — так нас называют. В Америке есть редактор, который публикует книги твердой, качественной фантастической литературы. Существует неформальная группировка писателей, которая публикуется у него. Все эти классификации нужны скорее литературоведам, настолько они аморфны, расплывчаты. В общем, бог их разберет.
КОРР.: — Вы сказали "бог". Вы верующий?
П. П.: — В какой-то степени. Невозможно быть хорошим писателем и не быть верующим. Религиозные чувства идут изнутри души, они чисты и непорочны, но сталкиваясь с окружающей реальностью, они искажаются. Чувства необходимо держать в себе и хранить, а не возводить храмы, создавать религии и идолов.
КОРР.: — Мистер Парк, верите ли вы в предсказание некоторых экстрасенсов о воцарении на Земле Сатаны?
П. П.: — Нет, я по натуре оптимист. Наш мир — это смещение жестокости и надежды. Это — наша судьба. Но я надеюсь, что нам не придется испытать глобальных кошмаров.
КОРР.: — Отвлечемся от мрачных мыслей и вернемся к нашим баранам. Мистер Парк, в Америке вы ездите на любительские конвенции фантастики?
П. П.: — Да, но они у нас проходят несколько иначе. Фэны обычно смотрят видео, играют на компьютерах, устраивают карнавалы и совершенно никто не заботится о писателях. Тогда мы собираемся кучкой и сидим в баре. У вас все иначе.
КОРР.: — Интересно, смотрели ли вы в США фильмы А. Тарковского "Солярис" и "Сталкер"?
П. П.: — "Сталкер" я не видел, а вот "Солярис" понравился очень, но дело в том, что этот фильм популярен в элитарных кругах, для обывателей он очень сложный и длинный.
КОРР.: — Вы любите ходить в кино?
П. П.: — Да, хожу постоянно. Кино и театр — это мое хобби. Раньше я мог определить качество фильма лишь взглянув на то, кто является режиссером. Очень люблю Берталуччи, Ф. Копполу, С. Спилберга. Сейчас ситуация несколько изменилась.
КОРР.: — Чем еще занимаетесь в свободное время?
П. П.: — Играю в теннис и сквош, ведь я был профессиональным спортсменом. А еще в Америке, особенно в Нью-Йорке, люди много времени проводят в ресторанах. Примерно 20 часов в неделю.
КОРР.: — Я вижу, к отдыху вы подходите довольно основательно.
П. П.: — Да, у американцев склонность к развлечениям очень велика. Многие журналисты, ведущие телепрограммы и служащие госаппарата занимаются именно этим. Предположим, Р. Рейган был актером, и мы ему доверили сыграть роль президента.
КОРР.: — Он хорошо с нею справился?
П. П.: — Мы хорошо ему заплатили.
КОРР.: — Спасибо за беседу.
Интервью провел Владимир НАУМОВ.
История Фэндома: Интервью с Э. Симоном (ФРГ), 1991
Либо хорошая, плохая либо: Блиц-интервью
(Магнитострой (Магнитогорск).- 1991.- 26 окт.- (№ 81 (7782)). — С. 9)
Эрик Симон — писатель, редактор, критик, переводчик (им персведены многие произведения братьев Стругацких), составитель десятка НФ-сборников (в частности, антологии "Световой год"), в соавторстве с Олафом Шпиттелем составил библиографический указатель восточнонемецких фантастов.
— Эрик, вы восточный или западный немец?
— Восточный. Живу в Дрездене. Работаю в Берлине, в издательстве, которое занималось публикацией фантастики социалистических стран.
— Изменилась ли ориентация издательства, вероятно, сейчас, когда нет давления сверху, вы могли бы удовлетворить читательский голод на американскую, английскую фантастику?
— Я продолжаю заниматься фантастической литературой бывших социалистических стран, хотя спрос, например, на русскую литературу этого жанра уменьшился по сравнению с временами ГДР.
— То есть поднялся рейтинг фэнтези, хоррор и им подобных направлении, и люди не хотят уже фантастики в духе соцреализма?
— Тут я не согласен. Есть либо хорошая литература, либо плохая. А реализм должен присутствовать непременно. Видишь ли, в чем дело. Ведь американцы и англичане жанр фэнтези понимают гораздо шире, чем у нас, в странах востока.
— А какой ваш любимый жанр?
— Как такового у меня его нет, просто есть любимые произведения.
— Если можно, парочку примеров.
— Именно примеры, потому что я могу минут 15 перечислять любимых авторов. В первую очередь Г. Уэлсс [Уэллс — YZ]. Ведь он не только основоположник фантастики, но и до сих пор остается одним из ярчайших мастеров. Потом конечно Р. Бредбери 40-50-х годов, С. Лем, У. Ле Гуин, А. и Б. Стругацкие.
— А что у Стругацких?
— Может, это мнение позже изменится, но сегодня лучшей их вещью я считаю "Град обреченный". Именно "обреченный" — так нужно произносить, об этом мне сказал Аркадий Натанович Стругацкий.
— Господин Симон, если взять любую сегодняшнюю газету, то статьи о пришельцах, экстрасенсах, ведьмах, оживших мертвецах переплюнут по фантастичности и загадку "Падающих звезд", и бродячее здание, и нашествие орангутангов [павианов — YZ] из повести Стругацких. Каково ваше отношение к такого рода публикациям?
— У вас сегодня идут процессы, которые, скажем, Польше были присущи десять лет назад. Потеря ориентации. Желание упорядочить свое мироощущение. И вот люди ищут веру. У вас ведь была одна религия — коммунизм. Попытка восстановить в России христианство на сегодняшний день маловероятна, и поэтому образуется вакуум, который необходимо заполнить. Происходит дезориентация. Нечто похожее я уже видел во времена Хрущева. При Сталине социология, кибернетика, психология и даже некоторые отрасли физики считались буржуазными лженауками. И вдруг при Хрущеве все это оказывается все же наукой. Так почему бы сейчас не поверить, допустим, в женщину, которая общается с умершими.
— А вы во что-то верите?
— Очень, очень трудно ответить. По крайней мере, твердой религиозной веры у меня нет. Но я не сказал бы, что я атеист, я скорее агностик.
— А в объединенную Германию вы верите?
— Ну, это как раз для меня легкий вопрос. Я думаю, что объединение было неизбежно. Вот только процесс этот нужно было немного растянуть. Поспешность привела к резкому росту безработицы. Писатели в ГДР жили лучше, сейчас им гораздо труднее. Появилась здоровая конкуренция, к ней мы, оказывается, были совершенно не готовы. Появились, скажем так, чисто денежные проблемы. Зато исчезло коммунистическое давление, появилась возможность свободно путешествовать.
— То есть для "полного счастья" вам понадобилось воссоединиться, а вот у нас наблюдается развал великого некогда Союза.
— Пожалуй, мы тоже рассоединились — с соцлагерем. Распад шел давно, но внутренне, а теперь все прорвалось наружу. Это похоже на распад Римской империи. Но между бывшими соцстранами еще крепки экономические связи. Поэтому, наверное, и Венгрия, и Польша очень переживали во время августовского путча. Ведь удайся он, и этим странам пришлось бы очень худо. Бизнес есть бизнес.
— А в чем заключается ваш бизнес?
— Все, что я ни делаю — все бизнес, если это, конечно, не хобби. Писать это бизнес. Только пока плохо оплачиваемый.
В. НАУМОВ.
История Фэндома: Памяти А. Стругацкого (1991) (1)
Здравствуйте, All!
Посылаю некоторые материалы по истории Фэндома из архива Т. Приданниковой (Магнитогорск).
Все выложу на www.tree.booom.ru
Мариничева О. За миллиард лет до конца света: во Вселенной стало холоднее
(Комсомольская правда (Москва).- 1991.- 16 окт. — С. 2.)
"Умер Аркадий Стругацкий. Спасибо ему за все, что он для нас сделал". Эту фразу я написала в письме к доброму своему другу-педагогу. Но я бы сочла это известие событием сугубо нашего внутреннего мира. И величайшей самоуверенностью — попытку собственной, гласной, прилюдной оценки жизни и творчества, целого явления в нашей общественной, а не только литературной действительности, феномена писателей-фантастов братьев Стругацких, Аркадия и Бориса. Хотя бы потому, что Стругацкие давно уже мною прочитаны, давно, с юношеских лет, вошли в фундамент моей личности, как и у большинства их читателей и почитателей.