Таким образом, внутреннее развитие греческой философии природы привело к построению превосходной объяснительной модели субстанции и изменения. Она весьма напоминает современную химическую теорию. Но греки не проводили эксперименты для подтверждения своих теорий (предположение об экспериментировании во времена античных греков было бы явным анахронизмом). Поэтому атомизм рассматривался ими наряду с другими учениями о природе. Так, многие предпочитали аристотелевскую, а не демокритовскую философию природы. Это и не удивительно, потому что, в конце концов, Аристотель говорил о чувственно наблюдаемых вещах: земле, воде, воздухе, огне, тогда как Демокрит рассуждал о вещах, которые не доступны чувственному восприятию.
Отметим, что через Эпикура (Epicurus, 341–270 до Р. Х.) и Лукреция (Lucretius, ок. 99–55 до Р. Х.) учение Демокрита, начиная с эпохи Возрождения, оказало серьезное влияние на становление современной физики. Хотя до этого времени именно Аристотель, а не Демокрит, был наиболее влиятельным научным авторитетом.
Такая элегантная модель, как атомная, с ее простыми и немногочисленными принципами, имела и недостатки. Так, многие обыденные чувственно воспринимаемые явления остаются в ней трудно объяснимыми. К их числу относятся такие качественные свойства, как цвет и запах цветов, или неприязнь и симпатия к окружающим нас людям. Как вообще мы можем воспринимать такие феномены, если все, что существует, является количественным?
Демокрит с помощью учения о чувственном восприятии пытался объяснить, каким образом мир представляется более «красочным», чем это позволяют только количественные свойства атомов. Возможно, он считал, что любой объект испускает своего рода атомы-посредники. Когда они вступают в контакт с атомами в органах чувств, возникают особые эффекты, которые воспринимаются нами как свойства, принадлежащие объектам. Они кажутся обладающими цветом, вкусом и запахом. Но сам по себе объект не имеет этих свойств, они ему приписываются нами. Сами по себе объекты имеют только такие свойства, как протяженность, форма и плотность, но не цвет, запах или теплота. Такое различение свойств, которые внутренне присущи объекту, и свойств, которые мы привносим в объекты с помощью наших чувств, сыграло важную роль в философии Нового времени (ср. с теорией первичных и вторичных качеств, которую можно найти у Локка и других философов). Правда, можно задаться вопросом, как мы можем воспринимать свойства, которыми объекты, то есть атомы, на самом деле не обладают, если сами мы являемся ничем иным, как скоплениями атомов. Не слишком ли большим оказывается скачок от количественных к качественным свойствам? Этот скачок остается необъяснимым, если последовательно придерживаться теории атомов, которая утверждает, что существуют только количественные свойства атомов.
Но если оставить в стороне это возражение, то можно увидеть, что атомизм заслуживает внимания и в качестве теории познания. Он допускает только атомы — атомы в чувственно воспринимаемых объектах, атомы-посредники, которые каким-то образом отрываются и удаляются от объекта, и атомы в органах чувств, которые воспринимают этих посредников. Так, ошибки восприятия могут быть объяснены либо тем, что атомы органов чувств находились в беспорядке, либо тем, что атомы-посредники на пути от объекта к органам чувств сталкивались друг с другом и поэтому доставили искаженное сообщение атомам органов чувств.
Однако и демокритовская теория познания не в состоянии решить ряд важных теоретических проблем. Каким образом мы можем знать, что получаемые нами чувственные впечатления на самом деле являются точным отражением окружающих нас объектов? Рассмотренная выше модель не позволяет нам наблюдать, с одной стороны, атомы-посредники, а, с другой, объект, чтобы определить, представляют ли атомы-посредники этот объект таким, каков он есть. Далее, мы не можем доверять нашим ощущениям, так как не уверены в том, что атомы-посредники попадают в наши органы чувств в надлежащем порядке. Кроме того, исходя из наших ощущений, мы не в состоянии отличить сообщение, несомое атомами-посредниками, от сообщения, несомого атомами наших органов чувств. Короче говоря, обладая нашими собственными ощущениями, мы, по-видимому, не способны знать ничего иного, кроме того, что мы имеем такие-то и такие-то чувственные ощущения. Именно так обстояло бы дело, если бы наше знание вещей опиралось исключительно на ощущения. Однако сами по себе атомы являются слишком маленькими, чтобы чувственно восприниматься. Мы постигаем их с помощью нашего разума. По-видимому, эта эпистемологическая теория о чувственном восприятии внешних вещей предполагает, что сама она понимается с помощью нашего разума, а не наших чувств.