Сразу следует отметить, что пытливый, критический ум Вл. Соловьева уже изначально требовал от него критического отношения к этим источникам, которые в свете его фундаментальной идеи всеединства определялись как философские односторонности. Положив в основу своего историко- философского анализа принцип историзма, Соловьев приходит к выводу о том, что ни одна философская система не может целиком игнорироваться, но вместе с тем она всегда есть только односторонность, которая найдет свое соответствующее место в системе «философии цельного знания».
В соответствии с этой методологической установкой все указанные выше историко-философские источники как бы находят свое место в теоретической философии Соловьева. Но при этом вряд ли можно говорить о каких-нибудь прямых заимствованиях, ибо он строит свои философские рассуждения столь самостоятельно и критически, что данные источники начинают жить своей самостоятельной жизнью, органически вплетаясь в его философскую систему. Как справедливо заметил в этой связи А. Ф. Лосев, «получается тот исторический парадокс, что Вл. Соловьев весьма близок ко многим философам…; но он мыслит настолько самостоятельно, как будто бы этих философов не существовало или как будто бы он с ними не был знаком»[1919].
Проникнутый сознанием вездесущей Истины, Соловьев искал и находил ее везде. Поэтому неудивительно, что в его миросозерцании объединились самые разнообразные направления религиозной и философской мысли. Едва ли можно найти какого-либо видного европейского философа или крупного философского направления, которое не нашло бы своего отклика в его учении. Как было показано выше, в философии Владимира Соловьева органически сочетаются различные элементы платонизма и неоплатонизма, философии патристики и гностицизма, Шеллинга и Гегеля, мистицизма и рационализма величайших мыслителей. И хотя эта единая рациональная философия вобрала в себя столь различные элементы, всё же она пронизана одним единственным духом, одной единственной мыслью — идеей всеединства. Такая широта критического ума русского философа позволила ему создать фундаментальную философскую систему, которая по своей масштабности превосходила даже всеобъемлющую систему Гегеля, но по ее глубине она значительно ей уступала, ибо строилась и излагалась она художественным языком, несмотря на некоторое засилье 5 рациональных схем его способа философствования. Соловьев в своем творчестве был прежде всего поэтом, даже в своей философии он им ос- ; тавался. Интуиция всеединства делает его философию универсалистской, и ориентиррванной всегда на целостность, на получение целостного знания, ! что сближает его с Гегелем и немецкими романтиками. Но в отличие от них для Соловьева гносеология и даже сама онтология не имеют никакого I* самостоятельного значения, его гносеологические и онтологические изы- ; скания развиваются в контексте решения сугубо социально-политической, религиозной и нравственной проблематик.
| В творческой деятельности В. С. Соловьева принято выделять три пе- I риода. Первый период (1873-1882) — подготовительный. В этот период! философ полностью посвящает себя разработке проблем теоретической ' философии и обоснованию начал своего философского и религиозного миросозерцания.
Во второй период (1882-1894) Соловьев занимается преимущественно вопросом о способах осуществления христианского идеала целостной жизни, которым определяется вся жизненная задача философа.
И, наконец, последний период его творчества (1894-1900) — период разочарования и отчаяния, период крушения его теократической утопии. Эта стадия представляет собой естественное, логическое завершение духовного развития Соловьева. И в этот период христианский идеал целостной жизни не только не отвергается, но доводится до конца. Соловьев окончательно убеждается в том, что истинная целостность жизни достигается во всеобщем воскресении, которое выражает собою конец мира.