Правда, и сами элеаты — Парменид, а вслед за ним Зенон и Мелисс — постоянно смешивают два возможных уровня вопрошания о “есть и не есть” : уровень философский, абстрактный и уровень обыденный, связанный с наблюдением над конкретными вещами. От смешения возникают труднейшие проблемы, загадки, парадоксы, которые задали науке и философии элеаты и которые с тех пор не перестают привлекать к себе внимание многих исследователей. Если бы упомянутое смешение было всего лишь следствием мыслительных ошибок, то они были бы довольно быстро устранены. Но дело идет о неизбежных для философского и научного разума проблемных противоречиях и трудностях. Специфика, а одновременно и парадоксальная на первый взгляд привлекательность философствования элейцев состоят в том, что они не только не затушевали трудности, возникающие перед разумом и познанием, но многократно усложнили, “утяжелили” их и в таком просто-таки неразрешимом виде выставили на суд... самого научно-философского разума. Да еще и втянули в парадоксы-апории философствования обыденный разум, которому впору прийти в отчаяние от аргументов, с помощью которых элейские философы последовательно разрушают “железные” очевидности повседневного опыта. Догонит ли быстроногий Ахиллес черепаху, если черепаха начнет ползти из какого-то пункта много раньше, чем Ахиллес устремится за ней в погоню? Движется или покоится выпущенная из лука стрела? Что за вопросы, скажет обычный человек, не посвященный в философские премудрости: Ахиллес, без сомнения, настигнет черепаху, как бы далеко она ни продвинулась своим “черепашьим шагом”; стрела, пущенная из лука, бесспорно, движется. Но вот спорить с Зеноном, поставившим эти и другие каверзные вопросы и давшим на них противоположные ответы, будет совсем не просто.
Сложная, многоликая проблематика является нам, когда мы вместе с элеатами задумываемся, во-первых, о смысле “есть” и, во-вторых, о соотношении “есть” и “не есть”. Мы строим множество высказываний, где имеется или предполагается слово “есть” (или “не есть”). Возможно построить достаточно полную типологию таких высказываний, которые соответствуют некоторым важнейшим сферам — но чего? Да сферам существующего, имеющегося, наличного (или, напротив, несуществующего). Мы, например, говорим:
(эта и всякая другая) река есть (существует);
(этот и всякий другой) дом (книга, статуя и т.д.) есть (существует);
(этот и всякий другой) треугольник (многоугольник, круг и т.д.) есть (существует, скажем, нарисованным на доске);
(это и всякое другое) государство есть (существует);
(этот и другой) кентавр есть (существует, скажем, нарисованным в книге);
(этот) атом (или его частица) есть (существует);
(эта или другая) категория (науки, философии) есть (существует, например, в рассуждениях или сочинениях философов, ученых).
Нетрудно показать, что подобные высказывания как бы “заключены внутри” мыслей-высказываний-предложений, имеющих и другую лингвистическую форму. Например, предложения: “Река Волга впадает в Каспийское море”, “Треугольник нарисован в тетради” — заведомо предполагают, что река Волга (как и Каспийское море), треугольник в тетради (и треугольник как геометрическая фигура) существуют. В предложении: “Человек мыслит” — заключено сразу несколько “есть”: человек есть мыслящий, человек есть, существует — и как какой-то конкретный человек, и как род. Декарт по существу “развернул” скрытую в предложении: “Я есть” — предпосылку о существовании в знаменитое “когито”: я мыслю, следовательно, я существую.
Не вникая в логико-лингвистические аспекты, из этой многообразной проблематики выделим для разговора об элейцах чисто философские проблемы, сконцентрированные вокруг всеобщих понятий, или категорий философии, — существования и бытия.
Философия использует такого рода высказывания и напоминает о сферах, к которым высказывания относятся, чтобы выяснить, что общего между ними и что их объемлет в некую целостность. Общее усматривается прежде всего в следующем: все это “есть” (значит, существует, наличествует), причем в некоем более широком, целостном “есть”. С точки зрения философии очень важно, что мысль движется от констатации существования, наличия каждой отдельной единичности (их в философии именуют сущими) и каждой из сфер существования к фиксированию их единства и различия. Каждое сущее и каждая сфера существования “есть” вместе с другими сущими, объединенными в универсальную целостность, но они существуют, наличествуют, опознаются как сущие всякий раз совершенно особыми способами. Говоря коротко и предварительно, акцент на единство и различие в “есть”, в существовании и получает оформление через категорию “бытие” (а также родственные категориальные оттенки) и учение о бытии. Отсюда видна и связь “бытийной” мысли с категориями существования, сущего и отличие, отталкивание от них, движение в новую понятийную сферу.