8 См., например, «Культура эпохи Возрождения и Реформации». М., 1981. С. 91.
7 Неудивительно, что в конце XVI — начале XVII вв. протестантские университеты считались наилучшими для занятия опытными науками (об этом и об общем отношении Реформации к схоластике см.: Соловьев Э. Ю. Прошлое толкует нас. М., 1991. С. 84—98).
8 Вопрос о своеобразии и цивилизационном значении реформационной парадоксии впервые в отечественном религиоведении очерчен Д. И. Фурманом (см.: Философия эпохи ранних буржуазных революций. М., 1983. С. 69-98).
9 Цит. по кн.: Маркиш С. П. Знакомство с Эразмом из Роттердама. М., 1971. С. 175.
10 Эразм Роттердамский. Похвала Глупости. М., 1960. С. 62.
11 Источники по истории Реформации. Вып. 1. М., 1906. С. 4, 20.
12 Luther J. Studiensausgabe. В., 1979. Bd. 1. S. 114.
13 Ludolphy J. Die 95 Thesen Martin Luthers. Gmb.-Berlin, 1967. S. 20.
14 В качестве важнейшего экзистенциально-философского символа “второе рождение” исследуется в работах М. Мамардашвили (см., например, «Как я понимаю философию». С. 100, 201, 207).
15 В четвертом Тезисе Лютер выражает это следующим образом: “Наказание остается за мной до той поры, пока со мной остается ненависть к себе самому — а таково истинное покаяние сердца — то есть до вступления в царство небесное” (.Ludolphy J. Op. cit. S. 20).
16 До Реформации выражение “профессия” употреблялось только применительно к священнослужителям. В языке протестантов оно впервые приобрело тот смысл, который подразумевается в нем сегодня, т. е. — любой род занятий, выполняемых квалифицированно и ответственно.
17 Лютер М. Время молчания прошло // Избр. произведения 1520-1526 гг. Харьков, 1992. С. 126. 18 Там же. С. 141. 19 Там же. С. 134. 20 Там же. С. 137. 21 Там же.
22 “Невозможно запретить кому-либо силой или повелеть верить так, а не иначе”; “сердце невозможно приневолить, ибо оно разорвется” (Там же. С. 134). 23 Там же. С. 137-138. 24 Там же. С. 82.
25 Локк Дж. Избранные философские произведения: В 2 т. М., 1960. Т. 2. С. 7-8.
26 Чаадаев П. Я. Сочинения. М., 1989. С. 30-31.
27 Вехи. Из глубины. М., 1991. С. 40. 28 Там же. С. 42.
Глава 4. СКЕПТИЦИЗМ XVI-XVII вв.
В силу исторических условий, в которых развивалась гуманистическая мысль “героического” периода Возрождения (XIVXV вв.), для философии было характерно возвеличение человека, его деятельности, познания, роли в мире, а также убеждение в том, что в ближайшее время будет достигнуто согласие между различными вероисповеданиями и положен конец конфликту между рациональным знанием и иррациональной верой. Эти иллюзии, восторженная идеализация настоящего и будущего свойственны почти всем (кроме Леонардо да Винчи) гуманистам этого периода. Крестьянская война в Германии, распространение протестантизма в Европе, Контрреформация, гугенотские войны во Франции, революция в Нидерландах, проникновение европейцев в Америку, первое кругосветное путешествие, окончательно опровергшее представления, господствовавшие полторы тысячи лет, открытие Коперника, связанные с ним успехи натурфилософии — таковы важнейшие события XVI в., глубоко потрясшие западноевропейское общество и сокрушившие иллюзии гуманистов раннего Возрождения.
С крушением этих иллюзий связано появление и распространение в XVI — начале XVII вв. скептических идей.
У крупнейшего из зачинателей тогдашнего скептицизма — Эразма Роттердамского (1469-1536) еще задолго до Реформации действительность вызывает не восхищение, а возмущение: моральное разложение клира, войны, приносящие неисчислимые бедствия, извращение князьями церкви основоположений христианства. Главный объект Эразмовой критики — присущий средневековому мышлению догматизм. Догматики, пишет Эразм, уверенные в неопровержимой истинности своих мыслей, “никогда ни в чем не сомневаются”, но эта их уверенность основана на невежестве: они не понимают, какие трудности неизбежны в процессе познания. Во-первых, не осмыслено то, какими познаваемые объекты окажутся: часть их коренным образом отличается от их сути. Обнаружить реальность, скрывающуюся за видимостью, нелегко. Во-вторых, отношения между людьми так сложны и запутаны, что знания о них, которые нам удается добыть, верны (и то в лучшем случае) лишь до известной степени, приблизительно. “В жизни человеческой все так неясно и так сложно, что здесь ничего нельзя знать наверное, как справедливо утверждают мои академики, наименее притязательные среди философов”1. Поскольку представители Средней и Новой Академии были скептиками, термины “академик” и “скептик” в философской литературе вплоть до XX в. употреблялись как синонимы. Ценность позиции античного скептицизма Эразм усматривал в его “непритязательности”, т. е. в его отказе от претензий на окончательность, безупречную точность и исчерпывающую полноту добываемых нами знаний.