В королевстве сильный голод (1784 г.), а Густав восхищается во Флоренции и Риме произведениями искусства, ведет изящные беседы с иностранными государями о благе народа, скупает картины и статуи. Густава III особенно интересовали двор и внешняя политика. Он сам был своим министром иностранных дел и своим собственным церемониймейстером. Никто из шведских королей более его не любил платья и драгоценности.
Густав кокетничал либерализмом, но тем не менее знатное происхождение составляло для него род исторической красоты.
Одна шведская писательница выразилась примерно так: «Кажется, что видишь пред собой человека, которому не удалось создать для себя дома, в котором он мог бы отдохнуть; он создал Версаль, но в формате жилетного кармана, где приходилось носить отличие Северной Звезды даже на халате и где, несмотря на все претензии игривого остроумия и изящного наслаждения, чувствовалось, что это общество, в котором скучно».
Временами, — как это было в 1776 г., — двор представлял из себя театральную труппу. Ферзен сравнивает Грипсгольм, где тогда находились, с посредственной гостиницей. Он рассказывает, что король, встав утром, сейчас же отправлялся в театр, чтобы вместе с актерами репетировать пьесы для предстоящего вечера. Его Величество часто обедал в театре и, по окончании представления, являлся со своими придворными поужинать в среде артистов.
Интерес Густава к театру — был интерес актера, а не поэта. Он жил театральными сплетнями и даже во время кампании 1788-1790 гг. аккуратно получал рапорты о театральной жизни. «Король будет в Стокгольме 4 сентября (1788 г.), прямо в оперу «Густав» (его сочинения)».
Все для театра. Одна мифологическая и феерическая картина возникала в его фантазии за другой. Сюжеты раздавались разным авторам для обработки. Густав страстно любил наряжаться, румяниться, гримироваться. Министры, видя, что частыми выступлениями Густава на театральных подмостках роняется престиж королевской власти, решились заявить ему об этом. Он внял их совету, и выступления в спектаклях сделались реже.
Театром, роскошью двора и лестью Густав хотел покорить гордую шведскую аристократию.
Идеализм первой поры скоро исчез. Он видел, что его непопулярность росла, и в политических планах сделался неразборчивым в средствах. Густав сам отдал приказание Гастферу устроить перестрелку на границе, чтобы получить повод обвинить русских в нарушении мира. С ведома Густава шведский офицер собирался сжечь русскую эскадру, зимовавшую в Копенгагене. Густав знал о тех поддельных деньгах, которые во время войны сбывались шведами в русской Финляндии. Он подписал трактат с Турцией и принял от неё субсидию, с обязательством не заключать с Россией одностороннего мира, и тем не менее Турция была им брошена на произвол судьбы. — В политике Густав не знал границы между добром и злом и для своих целей не пренебрегал ничем.
В Густаве последних лет трудно усмотреть черты того юношеского благородства и очарования, которыми дышало все его существо в годы реформ 70-х годов. Надежда на светлое будущее более не одушевляла его. Весеннее благоухание густавианского режима прекратилось. Густав весь погрузился в наслаждения и развлечения, не покидая деспотических порывов и хитрых интриг.
«За исключением периодов 1306-1320 и 1565-1668 гг. в истории Швеции не было времени, которое было бы запятнано смутами, раздорами, изменами, преступлениями и несчастьями в такой степени, как последнее четырехлетие царствования Густава III».
О браке Густава IV с Великой Княжной Александрой Павловной впервые заговорили в 1793 г. Густав III знал, что Густав-Адольф был сыном графа Мунка, но, чтобы обеспечить наследие престола, решился скрыть истину его рождения и создать нужную репутацию мнимому своему сыну.
Разрабатывался уже план свиданья Густава IV с Александрой Павловной, во время его поездки в Финляндию. Но переговоры неожиданно прервались вследствие того, что Россия узнала о состоявшемся шведско-датском договоре. Чтобы отомстить Екатерине, Густав IV обручился с принцессой Мекленбург-Шверинской, а шведский двор опубликовал переписку Г. М. Армфельта с Императрицей. Армфельт составил революционный план, которым имел в виду устранить от регентства герцога Зюдерманландского и его главного советника Рейтергольма и вернуть к власти приверженцев Густава III — так называемых густавианцев. Этот план был сообщен А. К. Разумовским из Вены Императрице. — Часть переписки попала в руки шведского правительства. Таким образом оно узнало, что положение Швеции было описано в самых мрачных красках, что от Екатерины ожидалось восстановление спокойствия, прочности трона и дружеского союза России со Швецией. Императрицу просили также послать небольшой русский флот крейсировать на высоте Стокгольма, пока порядок не будет восстановлен.