Г. М. Армфельт, состоявший в то время посланником в Неаполе, успел скрыться, предупрежденный в минуту опасности многочисленными своими поклонницами, в числе которых находились княгиня Елена Меншикова и графиня Скавронская. «Любовь и дружба вас охраняют», — писала княгиня Меншикова, приведшая в порядок его бумаги, после бегства. Армфельта заочно осудили к смертной казни, за государственную измену. Надпись у позорного столба гласила: «Густав Мориц, отечества изменник, лишается безопасности на пространстве всего шведского королевства». Его переписка продавалась на улицах. Издание называлось: «Письма бывшей благородной девицы... и государственного изменника, называвшегося прежде бароном Армфельтом, — об их любовных похождениях». А в опубликованном протоколе шведского государственного совета говорилось, что этот авантюрист находился в переписке «с одной иностранной державой» (Россией).
Екатерина дала приют Г. М. Армфельту. Он водворился в Калуге, где прожил 4 года. Карлу же Зюдерманландскому разгневанная Императрица, чувствовавшая себя не совсем хорошо в этой истории, гордо ответила, что её могущество позволяет ей не прибегать к тайным проискам, и что если бы она хотела ниспровергнуть правительство Швеции, то располагала для этого достаточными средствами.
Герцог-регент, Карл Зюдерманландский, зная о плохих финансах королевства, решился вообще избегать вмешательства в иностранные события, но не удержался. Был оставлен план высадки во Францию и возобновлена мечта о возврате частей Финляндии, утерянных по миру в Ништадте и Або. С этой целью вновь стали подымать Турцию на Россию. Интрига была раскрыта, о чем в мягкой форме было сообщено шведскому кабинету. В виду возможного разрыва со Швецией, главнокомандующим войсками, флотом и крепостями в Финляндии (1795-1796 г.) назначен был, впоследствии столь известный, М. И. Голенищев-Кутузов (Смоленский). В то же время, по воле Императрицы, Вел. Кн. Константин Павлович, в сопровождении Кутузова, обозрел Роченсальм.
Когда это неудовольствие улеглось, Стедингк пытался возобновить брачные переговоры, но Швеция поставила условием выдачу Армфельта. Это было крайне неприятно Екатерине.
Платон Зубов ответил Стедингку, что желание смешать брак с выдачей преступника раскрывает истинное стремление Швеции: ясно, что она брака не хочет. С своей стороны регент Швеции заявил Стедингку: «Если Императрица не принимает наших условий, её дорогая внучка никогда не будет королевой Швеции... Пусть она не воображает, что Швеция ищет её расположения, но гордая, великодушная нация соглашается забыть существующие несправедливости, только если она захочет исправить их, выдав нам изменника»... Первый министр Рейтергольм написал Стедингку: «Все порвано. Избавьте меня от разговора о браке, так как мы теперь презираем эту старую мегеру».
Но едва Екатерина покончила свои дела в Польше, как повела речь со Швецией в ином тоне. В 1796 г. в Стокгольм прибыл её представитель генерал А. Як. Будберг и открыто заговорил о войне, если Швеция не порвет союза с Францией, если не будет отменено обручение короля с принцессой Ловизой-Шарлоттой Мекленбург-Шверинской, и, если не отставят Рейтергольма. Пугая Швецию, Россия вооружилась на суше и на море, хотя в действительности Екатерина войны не желала и её помыслы обращены были на Турцию. Швецию застигли врасплох: она оказалась невооруженной, её дела были расстроены, правительство непопулярно. Ей пришлось идти в Каноссу. Государственный канцлер формальным циркуляром опровергнул слух о браке с немецкой принцессой.
Екатерина потребовала еще, чтобы король и герцог сами явились в Петербург, для заключения союза. Это было весьма унизительным условием; подобная навязанная поездка, после предыдущего разрыва, являлась как бы путешествием вассального князя к своему суверену для получения прощения.
Король Густав IV Адольф и герцог выехали в Петербург. Состоять при короле ii регенте назначен был М. И. Кутузов, проявивший себя на дипломатическом поприще с самой лучшей стороны. Он отлично выполнил трудную задачу к взаимному удовольствию обоих домов. Назначено было обручение. Все собрались в тронный зал Зимнего дворца. Там же находилась уже Императрица. Шли переговоры о вероисповедании будущей королевы. Екатерина хотела, чтобы Александра Павловна имела у себя православную церковь. Переговоры затянулись на три часа и «упрямый швед», наконец, запальчиво заявил: «нет, нет! Не хочу, не могу, не подпишу!» Захлопнув дверь, заперся в своей комнате. В тронный зал пришел кн. Зубов. Таинственно шепнул несколько слов Императрице. Она приподнялась, зашаталась и не в состоянии была произнести ни одного слова. Екатерина едва перенесла это известие. Все уныло разошлись[16].
16
По дневнику кн. Чарторыжского, Императрица, с исказившимися чертами лица, отдала распоряжение отпустить «всех, кто ожидал исхода этого фарса». Екатерина характеризовала потом Густава IV «неподатливым, как кол, и упорным, как бревно». Через день герцог Зюдерманландский осторожно просил у Императрицы прощения «за глупости своего племянника. Екатерина, конечно, не снесла бы оскорбления и говорила уже: «кузен Густав будет проучен» (Рус. Стар. 1874, т. X, 489). Надо полагать, что бестактность Моркова и П. Зубова много повредили делу. Хотя Екатерина в своих письмах и говорила, что она «весела и легка как зяблик», но хорошее настроение её было утеряно, после раздражения поведением шведского короля, и она изменила своим привычкам.