Уполномоченными Швеции назначены были государственный советник Седеркрёйц и Нолькен, получивший титул статс-секретаря. Прибывших в Або шведских уполномоченных русские начальники встретили очень вежливо; им засвидетельствовали также свое почтение университет, гофгерихт и магистрат.
Из русских представителей в городе еще никого не было, но наши генералы намекали министрам о дружелюбии к Швеции императрицы и о влиянии избрания наследника престола на ход переговоров о мире. Русскими уполномоченными на Абоском конгрессе были Александр Иванович Румянцев и, по влиянию Лестока, генерал-аншеф барон Люберас.
23 января прибыл в Або Румянцев и сперва один повел переговоры, так как генерал Люберас лежал больной в Петербурге; но уже в средине февраля и он был на месте.
Переговоры о мире затянулись вследствие того, что к ним присоединен был вопрос об избрании для Швеции наследника престола. Такая искусственная связь двух различных дел крайне не нравилась заседавшему в Стокгольме риксдагу. Если эта связь действительно имеется, — говорили члены риксдага, — то можно поручить представителям в Або приискание короля, или же подождать открытия навигации, и тогда русские, явясь сюда, посадят кого-нибудь на престол.
Частное письмо, отправленное из Стокгольма 1-12 сентября 1742 г., свидетельствовало, что духовенство и горожане риксдага были склонны к миру. В виду неблагоприятных известий из Финляндии, в Швеции опасались её потери. Кроме того, весьма распространен был страх возможного посещения российскими войсками самой Швеции, почему по берегу залива возводились батареи и снабжали их орудиями.
Румянцев подчинился сварливому конгресс-секретарю Неплюеву, чрез которого вынужден был вести сношения со шведами. Люберас, зная шведский язык, вступал в непосредственные сношения с Седеркрёйцом и Нолькеном. Вообще Люберас выказывал более склонности к миру, чем Румянцев. После приезда Любераса, русские сделались сговорчивее. Они, между прочим, сознались, что Россия уже в 1739 году решила, в случае нападения на нее, для будущей своей безопасности, завладеть Финляндией. Теперь подобное требование они признали несообразным. Наконец, Люберас доверчиво намекнул, что Румянцев не находится в особенно хороших отношениях с русскими властями, и что наше правительство с своей стороны охотно отказалось бы от избрания епископа Любского на шведский престол, лишь бы добиться больших завоеваний, но императрица обещала уже Карлу Петру Ульриху, — (который, тронутый её слезами, согласился сделаться наследником русского престола), — провести избрание его родственника в Швеции. Для достижения этой цели она готова была возвратить Финляндию и обещать Адольфу-Фредрику Голштинскому помощь в его борьбе с враждебной партией. Пререкания об избрании наследника продолжались долго между представителями конгресса.
Вопрос о заместителе трона служил также яблоком раздора между партиями на риксдаге. Лагеркранц не соглашался добиваться мира посредством отсрочки избрания. В страстной и необузданной речи он излагал свои возражения. Должно ли, — спрашивал он, — основывать избрание короля на особых стечениях обстоятельств, на покупке мира, или на чем-либо другом? «Мы таким образом самые жалкие рабы во всей вселенной; это также означает, что мужество, честь и достоинство Свей и Гёта потеряны. Сдадим лучше государство на аукцион, восклицал оратор. В таком случае я желаю, чтоб избрание отложено было до наступления страшного суда». Если желают купить мир, пожертвовав честью, то можно ли вообще надеяться на пустые изъявления послов непостоянного русского правительства? Если же имеется в виду только свобода государства, то время кажется настало, если обратить внимание на положение внешних и внутренних дел. Наступающей весной можно из Эстерботнии в Швецию перебросить военную силу, которая, быть может, имела бы последствием ультиматум России. Всякие второстепенные намерения следует оставить; желание исчислить все последствия было бы не мудростью, а высокомерием. Тот Бог, который отыскал пастуха Давида, может даровать нам и Карла IX, XI или XII.
Представители России и Швеции заседали в Або, но договориться не могли, почему наше правительство решило побудить Стокгольм принять условия мира. Для этого приходилось перенести войну на берег Швеции. Отсюда становится ясным постановление нашего сената (5 фев. 1743 г.): «С помощью Божиею главное действо в кампании 1743 г. против мироломного неприятеля шведа надлежит по большей части и почти все флотом производить». — Но флот не был в порядке. По штату в нем полагалось около 9 тысяч чел., но, — доносило начальство, — на лицо такого экипажа не состояло, а из наличных 4 тыс. новобранцев никто «на море в дальних практиках не бывал», почему за добрых матросов их нельзя было признать. Для пополнения недочета предлагалась петровская мера: переименовать в матросы несколько армейских полков. Указом сената, велено набирать матросов в Финляндии «таким образом, как оное при шведском владении чинено было, и сверх того, которые на купеческих судах имеются матросы, не обходя никого брать». Забили тревогу и стали принимать экстренные меры, чтобы достичь «наисильнейших действ», а при вскрытии льда «ничего не мешкав» отправить корабли. — Производство флотских офицеров было усилено; в Кронштадт искусственно привлекали рабочих, обновили начальство и т. п.