Подобного же рода требование предъявил русский посланник при варшавском дворе Кейзерлинг. Как резидент Вальтер, так и посланник Кейзерлинг в 1738 г. в своих письмах о Синклере с уверенностью добавляют, что задержание его «доставит удовольствие шведскому королю». Кейзерлинг мотивирует свое соображение так: «Насколько можно заключить из донесения русского посланника в Стокгольме, это не было бы противно намерениям шведского короля и его министров, и, без всякого сомнения, это было бы очень любезно, тем более, что они сами не совсем то довольны этим посланием Синклера и постоянно высказывались против этого».
Синклер, тем не менее, пробрался в Константинополь. Когда же он пустился в обратный путь, то не только Дрезденский, но и Венский кабинет изъявили готовность оказать содействие Бестужеву. Теперь (в январе 1739 г.) императорский русский министр и полномочный посланник барон фон Кейзерлинг писал кабинет-министру графу фон-Брюлю: «Моя Всемилостивейшая Государыня желала бы благосклонного соглашения и помощи Его Королевского Величества для задержания этого человека». В другом письме его значится: «было бы со стороны короля особенной любезностью и вниманием, если бы был упомянутый Синклер схвачен и тем прервана корреспонденция; вашему сиятельству рекомендую это неотступно».
В Верхней и Нижней Силезии, в городе Бреславле, в июне 1739 г. австрийские власти объявили о розыске шведского майора Синклера. Объявление гласило: «Сим предписывается всем властям содействовать русским офицерам в поимке Синклера и при первом их требовании доставлять им за известную плату вооруженных всадников или верховых лошадей».
В Саксонских лесах русские офицеры кап. Кутлер и поручик Левицкий настигли М. Синклера и выстрелом из пистолета он был убит (в июне 1739 г.). Платье и сундук его подверглись обыску. В бумагах ничего нового и существенного не оказалось. По прошествии некоторого времени, они были отосланы шведскому государственному канцлеру Гюлленборгу с гамбургской почтой в запечатанном и, по-видимому, нетронутом пакете.
Купец Кутюрье (Jean Andre Couturrier), находившийся в свите Синклера, в августе попал в Стокгольм, где, конечно, рассказал, как очевидец, о происшедшем. Убийство Синклера наделало много шуму и граф де-Брюль поспешил сообщить т. с. Зуму: «мы должны показывать вид незнающих этого дела, чтобы не быть подвергнутыми неприятности за то, что оказали ему услугу». Вальтеру же в Стокгольме и де-Брэ в Париже тот же граф Брюль писал: «я вам описываю все это для того только, чтобы вы были в состоянии доказать при обнаружении дела, что наш двор не принимал при этом никакого участия, хотя он не мог отказать неотступным просьбам своего союзника задержать человека. Барон Кейзерлинг также непричастен ко всему этому и совершенно не знает этого дела; он так далек от подобных преступлений, что даже заболел от неприятностей и не говорил с офицерами. Есть повод думать, что они получили приказание от фельдмаршала графа Миниха, который мог быть скорее всех уведомлен о проезде барона Синклера через Польшу, по возвращении его из Турции».
Никто не склонен был верить утверждениям невиновности русского двора, которые М. Бестужев распространял в Стокгольме, или о котором шведский посланник Нолькен рассказывал в Петербурге. Граф Остерман просил Нолькена посетить его, чтобы переговорить о деле, которое, по его уверению, столько же обеспокоивало русский двор, как и шведского посланника; недоброжелательные люди не устают возбуждать ненависть между Россией и Швецией. Казалось, — пишет Нолькен, — он, Остерман, от волнения, не мог докончить речь и дал мне прочесть «выдержку из письма, в котором говорилось о печальной участи Синклера». Подобно Остерману, который со слезами клялся, что Россия не виновна, герцог Курляндский с волнением говорил, что Императрица, глубоко потрясенная этим известием, не успокоится, пока не откроется убийца.
Агент Зум в письме к графу Брюлю также удостоверяет, что «герцог Курляндский был сильно поражен известием» об убийстве Синклера. Не менее герцога был удивлен Остерман. «Он сказал мне, — продолжает Зум, — что не понимает, кто мог дать подобное приказание. Он назвал поступок бесчестным и сказал, что следовало бы колесовать этих офицеров»... В то же время резидент Вальтер писал из Стокгольма графу Брюлю: «Так как здесь деятельно хлопочут о прекращении дела, я думаю, что и Россия сделала бы хорошо, поступив таким же образом или же взвалив, в случае нужды, все это дело на графа Миниха, который имеет столько полномочия (что то же самое) готовых (подписанных Императрицей) бланок».