Чтобы понять, какое осиное гнездо представлял в то время из себя дом шведского посольства в Петербурге, необходимо заглянуть в ту инструкцию, которой обязан был руководствоваться Нолькен. Ему поручено было из трех партий в России выбрать ту, которая окажется сильнейшей и которая предложит высшее вознаграждение за помощь Швеции. Если он увидит, что после смерти Императрицы старые родовитые сановники примкнут к Елизавете и её союз таким образом окажется выгоднее, то следует дать великой княжне понять, что шведское правительство к ней благосклонно.
К которой бы из принцесс и их приверженцев Нолькен ни присоединялся, ему надлежало подстрекать их против предшествующего правления иностранцев, а также высказываться против тех преследований, которым подвергались знатнейшие русские представители государства. Все это являлось плодами единовластия, от которого Швеция, «любящая благородную свободу», желала избавить Россию. Но если окажется, что положение герцога Курляндского действительно представляется прочным, и что он не имеет надобности связывать себя с которой-либо из принцесс, то Нолькен должен был представить ему и его приверженцам опасность, которая, при перевороте в России, угрожала всем иностранцам и особенно тем, которые так долго были её представителями. При указанном условии он должен был предложить им сильную помощь со стороны Швеции и, если представится нужным, то и убежище в ней. Вообще Нолькену надлежало убедить ту партию, которую он изберет, в предоставлении ей скорой помощи от армии, расположенной в Финляндии. Особая помощь сулилась в том случае, если партия обеспечивала безопасность Швеции передачей ей Выборга; этим условием Нолькен мог пренебречь единственно тогда, когда заметит, что Выборг без всякой опасности можно оставить в тылу шведской армии, при её наступлении на Петербург, и если следствием сего движения явится падение крепости. Весь описанный план надлежало держать в большом секрете, пока не настанет время его исполнения. Нолькену предписывалось также поддерживать постоянную переписку с Будденброком.
Наконец, Нолькену предусмотрительно рекомендовалось также льстить лифляндскому дворянству.
До смерти Императрицы Анны Иоанновны Нолькен не должен был сообщать о своей инструкции Шетарди, и только в разговоре с ним выпытывать его мнение.
Вскоре, вместе с Нолькеном, видное положение в петербургских сферах занял представитель Франции — Шетарди. Маркиз де-ла Шетарди, по словам Вандаля, тип красивого, обходительного, светского француза XVIII ст. — То офицер, то дипломат, но прежде всего придворный. — Гордый, самоуверенный и легкомысленный, он прибыл в Петербург, имея двенадцать секретарей, шесть поваров, платья последнего покроя и до ста тысяч бутылок тонкого французского вина. Он всех очаровывал манерами и комплиментами. Ежедневно на его столе стояло 14 приборов для посетителей; но первоначально никто не являлся. Остерману пришлось приказать придворным приезжать к нему. Салон Шетарди наполнился избранным петербургским обществом. На придворных балах он танцевал менуэт с великой княжной Елизаветой Петровной. Франция опасалась роста России и потому в инструкции Шетарди говорилось: «Россия в отношении к равновесию на севере достигла слишком высокой степени могущества»... Король не только заключил с Швецией трактат о субсидиях, но и употребил все усилия, чтобы удалить из правительства Швеции всех лиц, которые известны были своей преданностью Англии и России».
Нолькен и Шетарди сблизились. Они дружно начали работать в интересах Швеции. Дипломаты пустили в ход все свое искусство и долго изыскивали разные способы исполнить возложенные на них обязанности.
И вот, однажды, в июне 1740 г., одному из союзников довелось откровенно подвести некоторые итоги тому делу, которому служили. Признание получилось во многих отношениях поучительное. Оно дает картину внутреннего состояния России, показывает отношения к ней иностранных представителей и раскрывает слабость Швеции.