Вильманстрандскую победу отпраздновали в Петербурге с большой торжественностью. На Петропавловской крепости был водружен штандарт; производились залпы-салюты. Правительницу поздравляли целованием руки.
Михаил Ломоносов написал напыщенную оду в 230 стихов, в которой восхвалял русского воина царствования малолетнего Императора Иоанна Антоновича. Произведение называлось: «Первые трофеи Его Величества Иоанна III, Императора Самодержца Всероссийского, чрез преславную победу августа XXIII 1741 года, в Финляндии поставленные, и в высокий день тезоименитства Его Императорского Величества, 29-го дня 1741 года, в торжественной оде изображенные, от всеподданнейшего раба Михайла Ломоносова». Начинается она так:
Ломоносов указывал, что Россия вновь трофей вздымает «в другой на финских раз полях». Далее изображается, как Градив (Марс), весь израненный, чуть живой, улегся спать у Финских озер, подослав тростник и покрыв себя травой. Поэт восклицает:
И т. д.
Вильманстрандская победа оказала сильное влияние в Петербурге среди дипломатических представителей. Не унывал только Шетарди, донося своему правительству об условиях, благоприятствовавших шведам, и рисуя состояние русских войск весьма темными красками. Он говорил, что тревога, которую стараются скрыть (в Петербурге), весьма велика. Он же утверждал, что два русских полка были разбиты на голову близ Выборга. Продолжая сообщать самые невыгодные сведения о наших войсках, маркиз де-ла Шетарди утверждал: «Я знаю, что полки, расположенные по пути к Выборгу, лишены самого необходимого». В своих донесениях маркиз наконец настолько запутался, что г. Амело в ноябре 1741 г. вынужден был уличить его, написав... «я нимало не замечаю в русских той слабости и распущенности, которые вами выставлялись на вид, ни той растерянности, которая предсказывалась среди министерства, при приближении шведов... Русская армия не имеет ни в чем недостатка и не боится, по-видимому, своего неприятеля. Наконец, я сильно опасаюсь, чтобы все это не кончилось дурно для шведов».
Пленных шведов проводили в Петербург (в Александро-Невскую лавру); солдатам роздали одежду; офицеров разместили по домам вельмож и угощали при дворе. Среди пленных находились Аминов, Оберг, Мунк, Дюпонт, Гестеско, Кроок, Теслев, Тавастшерна и др. С ними обращались очень хорошо, пока хвастун граф Васаборг не позволил себе дерзких суждений о правительстве, после чего все, кроме Врангеля, были разосланы по губерниям. Ген. Врангеля поместили у фельдмаршала Ласси, где он пользовался его хирургом.
Осень после Вильманстрандского дела прошла без серьезных сражений. Происходили лишь мелкие стычки. До глубокой осени шведов беспрестанно тревожили, разбивали их форпосты, брали «в полон», разоряли и выжигали деревни. В сентябре капитан Брант приходил с малым отрядом шведов (270 чел.) к Вилайоки, где он был застигнут врасплох русскими и уничтожен. В сентябре же наши донские казаки причинили им значительный вред у деревни Исми. Другая русская партия действовала около р. Вуоксы. В октябре донские казаки подполковника Себрекова и горсть драгун разорили много деревень. Партии эти нередко в течение войны встречались с толпами вооруженных финских крестьян. Финны были недовольны бездействием Будденброка и называли его «Курвилакским барином» по имени деревни, в которой он квартировал. В этих набегах участвовали казаки и калмыки. Сперва оставили мысль о посылке их на театр военных действий, но затем (окт. 1741 г.) вернулись к ней и, как говорили, секретно набрали несколько тысяч, желая пустить их через Олонец в Финляндию. Ходил слух, что 1.500 гусар, казаков и калмыков, ворвавшись во владения шведов, были перебиты и захвачены в плен. Затем рассказывали о набеге гусар и казаков за полтораста верст вглубь шведской Финляндии. Разорили 300 деревень; привели 12 мужчин, 4 женщин и 3 детей и громадное количество скота. В ноябре 1741 г. Эд. Финч писал, что казаки вернулись из экспедиции в Финляндию, приведя 160 пленных, 7 6 лошадей и 500 голов рогатого скота. Манштейн подтверждает, что среди нашего войска находились казаки и калмыки, которые сожгли немало деревень. Деревни зимой по границе выжигались для того, чтобы лишить шведские войска возможности продовольствоваться.