Общее состояние Швеции того времени близко напоминало слова Гепкена о том, что там «король без власти, свобода — без безопасности, церковь — без религии, дворянство без дворянских нравов, священники — без нравственности, граждане — без богатства, крестьяне — без господ». Противоречие между названием «Время свободы» и её действительностью, резко чувствовалось в его результатах.
Существовало правило, чтоб не издавать и не отменять закона без согласия представителей сословий, но никогда ни один шведский король заранее не обязывался соглашаться со всем тем, что одобрят и примут государственные чины. Теперь это печальное правило сделалось обязательным.
От короля в это время ни доброго, ни худого нельзя было ожидать. Вся власть сосредоточивалась в секретной комиссии риксдага (sekreta utskottet), которая была усилена новым секретным отделом («sekreta bihanget»), куда вошли 12 членов из секретной комиссии. Они руководили правительством в его иностранной политике. На сейме 1740 г. создалась еще одна наисекретнейшая комиссия (Sekretissime beredning, или sekretissime koramission). В её состав вошли четверо доверенных членов из секретной комиссии, ландмаршал и три государственных советника. Этот состав имел право вести переговоры с иностранными державами. Крестьяне в члены сих секретных комиссий не допускались. Вопросы внешней политики окружались большой таинственностью, за которой господствующая партия действовала настолько свободно и самовластно, что дала повод Бестужеву сообщить: секретная комиссия поступает столь деспотически, «что в самодержавных государствах такого примера не бывало». — Министерство внушило народу, что Россия из одного страха разрыва, готова возвратить по крайней мере Выборг, а представители сословий находили, что обстоятельства особенно благоприятствовали начатию войны. Бестужев в свою очередь рекомендовал правительству Иоанна Антоновича смирить шведов оружием и отнять у них Финляндию, что возможно, по его мнению, сделать в одну кампанию, ибо жители финляндские так шведским правительством скучают, что с охотой поддадутся России.
С уходом гр. Горна воинственные речи стали раздаваться чаще и громче. Гр. Тессин, при самом открытии риксдага, 30 мая 1738 г., заявил, что «государственные чины всегда готовы предпочесть могучую войну постыдному миру». Граф Карл Гюлленборг напоминал о «крови Авеля», которая взывала о мщении. Государственный советник, граф Спарре, на риксдаге 1738 г. сделал предложение об отправке войска в Финляндию. Такой шаг, говорится в его заключении, лучше всего прервет настоящие переговоры между Россией и Портой, и побудит как Порту, так и Францию дать Швеции ту денежную субсидию, которая требуется для войны с Россией; если же между Турцией и Россией состоится мир, то на восточной шведской границе потребуется присутствие достаточной силы, чтобы защититься против соседа, который несомненно нападет на нас. По этому поводу шведский историк войны 1741 —1743 гг. — Никлас Тенгберг писал, что Спарре привел столько разных соображений, что они явно противоречили друг другу. «Из этого можно заключить, что ни к одному из них не отнеслись серьезно, а истинные причины замалчивались. Спарре, конечно, притворялся, говоря, что опасается намерения России напасть на Швецию, в случае заключения мира с Портой. Тот же Спарре заявлял, что, если такое нападение не состоится, то Швеция, — благодаря его предложению усилить войска в пограничной Финляндии, — могла бы возвратить себе по крайней мере важнейшую часть потерянных областей, прежде чем Россия успеет оправиться после турецкой войны». Он находил, что обстоятельства особенно благоприятствовали возвращению утерянных Швецией земель. Поэтому, по мысли Спарре, надлежало немедленно, по прибытии шведских войск к границе, вновь созвать государственных чинов и предложить на их решение вопрос о мероприятиях против России. Если бы даже риксдаг отклонил войну, то и тогда одно уже вооружение Швеции и передвижение её войск испугает Россию и заставит ее уступить Выборг и Ингерманландию с Петербургом.
Никлас Тенгберг, описав план Спарре и приведя некоторые мнения членов риксдага, основательно прибавляет, что Россию, нельзя было запугать к уступке ни Выборга, ни какого-либо другого владения. — Случалось, правда, что та или иная держава без предварительной войны уступала, в силу переговоров или за деньги, свое владение другому государству; случалось также, что после заключения мира занятая крепость возвращалась прежнему её владельцу, но вообще запугивание противоречит чести всякой короны и одними угрозами, без объявления войны, трудно побудить государство к уступкам и к возвращению завоеванных провинций.