Несмотря на всю несообразность предложения Спарре, оно было принято в Совете восемью голосами против пяти. Королю Фридриху оставалось лишь согласиться с решением большинства. Принятое решение Швеция сообщила своей союзнице Франции, однако, менее откровенно, чем она сделала это России. Надо прибавить; что Спарре, дабы придать большее значение своему проекту, дал понять Совету, что он был возбужден по требованию Франции. Шведы делали вид, что оборона Финляндии составляет главную цель усиления их войска; но также не отрицали, что с помощью Франции имели в виду легче напасть на Россию, в случае Порта согласится на предложенный союз. Русский двор, зная все это и осведомленный о стараниях французского посланника в Швеции (Сен-Северена) вовлечь ее в войну с Россией, счел себя в праве запросить шведского короля Фридриха I о причинах таких приготовлений и распоряжений. Министерство ответило Бестужеву, что вследствие дурного состояния пограничных крепостей Финляндии, шведское правительство признало нужным отправить туда войска для фортификационных работ. Так как Швеции кроме того хорошо известно, что Россия усиливает свои гарнизоны в тех местах,и, сверх того, передвигает войска к границам Финляндии, то вместе с тем найдено нужным послать туда подкрепления в несколько тысяч человек.
В Петербурге Нолькен уверял, что передвижение полков к границе есть мера необходимости защититься против России, которая исправляла свои крепости и сосредоточила полки в окрестностях столицы. Россия ответила, что остается на страже своих интересов и не доведет себя [чего, по-видимому, желают в Стокгольме] до нападения на Швецию.
Ставшая у власти партия шляп настолько замутила общество, что все мечтали о войне, о величии и славе Швеции, не справляясь ни с состоянием (финансов, ни с боевой готовностью войска. Одно сословие крестьян энергично протестовало, помня по опыту прежних боевых кампаний, что значит конскрипция и вербовка, усиленные налоги и незасеянные поля. Общее воинственное настроение было столь велико, что даже среди представителей Финляндии на риксдаге только один робкий голос поднялся в защиту края, которому разрыв с Россией неизбежно грозил сотнями бедствий.
Наиболее видные представители Финляндии, братья бароны Фабиан и Генрих Вреде, были увлечены общим потоком и сделались приверженцами партии шляп. Они повлекли за собой большинство финляндского дворянства в партию войны. Главным двигателем и здесь явилось французское золото, которое в это время щедро и открыто раздавалось членам риксдага. Риксдаг представлял в это время аукционную камеру, которая распродавала драгоценнейшие интересы нации, отдавая их тому, кто щедрее платил. Братья Вреде заняли видное место среди созданной ими партии шляп. После них наиболее деятельным сторонником войны явился финляндец Карл Шернстедт (Karl Johan Stiernstedt). Он вынес продолжительный плен в России и проникся к ней глубокой ненавистью. Полагая, что настала удобная минута мщения, он энергично ратовал за союз Швеции с Францией и за расширение власти секретной комиссии, при посредстве которой легче всего рассчитывал разжечь воинственные страсти. Ему же впоследствии более других пришлось испытать горькие плоды своих хлопот и решений. К числу воинственно-настроенных дворян относился также майор Магнус Вильгельм Спренгтпортен. Из всех представителей финляндского дворянства на сейме 1738—1739 гг. один только лагман Карельского лагманского округа Карл Лилиеншерна остался сторонником мира. Из представителей других финляндских сословий не увлеклись воинственным задором пробст из Таммела Иоган Амнелль и купец из Або — Эсаиас Вехтер.
В виду общего ожидания и предвидения войны, на риксдаге (1738 —1739 г.) естественно возник вопрос о готовности Финляндии к обороне. Пограничные укрепления — Вильманстранд и Фридрихсгам, построенные гр. Лёвеном взамен Выборга и Кексгольма, только по названию были крепостями. Валы Фридрихсгама, по свидетельству очевидца, походили на кучи песку. Нейшлот, Тавастгус и Або наскоро исправлялись перед войной, но польза их была сомнительная. Кроме того в крепостях не имелось надлежащих гарнизонов. Вопрос о крепостях и раньше не раз ставился на очередь, но за отсутствием средств они не исправлялись. В 1737 году Аксель Лёвен получил приказание составить план обороны Финляндии. В представленной им записке, он склонился к прежнему своему фортификационному плану (1723 г.), настаивая на возобновлении Нейшлотских, Фридрихсгамских и Вильманстрандских укреплений; вместе с тем он высказался за возведение батарей или при входе в Гельсингфорсскую гавань, или в другом месте на южном берегу Финляндии. Новая гавань должна была служить станцией для галерной эскадры. Эта мысль в депутации обороны встретила сочувствие, но члены секретной комиссии, руководимые Левенгауптом, не разделили этого воззрения в виду того, что они жили надеждой вскоре раздвинуть границы Швеции на востоке за счет России и потому находили нецелесообразным затрачивать большие суммы на долговременные постройки, от которых в ближайшем будущем нельзя было ожидать пользы. Другая часть проекта Лёвена — об усилении поселенных войск Финляндии постоянными вербованными частями — пришлась более по сердцу составу секретной комиссии, которая рассчитывала теперь же извлечь из неё немалую пользу.