По проекту директора фортификации Акселя Левена, одобренному риксдагом 1723 г., надлежало укрепить Нейшлот, Вильманстранд и Веккелакс (Фридрихсгам). Но так как возникло сомнение относительно пригодности этой оборонительной системы, то работы на верках названных городов велись вяло и, по отзыву того же Левена, данному в 1731 г., Фридрихсгам нельзя было признать еще крепостью, а Вильманстранд представлял не более, как ретраншемент (окоп), пригодный для охраны торговли на Сайменском озере. Необходимость в усилении оборонительных средств Финляндии оставалась по прежнему весьма настоятельной и новый начальник финских войск Берндт Отто Стаккельберг, вместе с финскими членами риксдага, напрасно боролись (в 1734 г.) с равнодушием народного представительства к этому вопросу.
Наибольшего попечения требовало, конечно, само население. Война продолжалась слишком долго, сражавшиеся армии прошли по стране в разных направлениях и по много лет квартировали в ней. Неудивительно, что при таких условиях край, который вообще не был известен своей зажиточностью, оказался разоренным, а население совершенно обнищавшим. Наиболее пострадала северная Эстерботния, где почти не прекращались враждебные отношения. Земледелие повсюду пришло в совершенный упадок. Население во многих местах бежало от войск, покинув свои дома на произвол судьбы. Все, что не было при этом спрятано, расхищалось. Не оставлялись в покое и те, которые скрывались в леса: их старались разыскать и, не без крутых мер, побудить вернуться к своим обычным занятиям. — Страх обнял население... Крестьяне в Пюхемаа жаловались, «что каждая деревня и каждый геймат в приходе разорены, так что из 30 манталей едва сохранились четыре». В Эстерботнии запустевших гейматов в 1722 г. насчитывали до 1978. В Бьернеборгской губернии несколько приходов были почти безлюдны; из общего числа её гейматов, не считая Аланда (в 1722 г.), сохранилось 854, менее сохранившихся было 2.981, совершенно обедневших — 4.074 и почти разоренных 1.157. Что касается Аланда, то он в течении восьми последних лет был почти сплошь покинут населением, почему его луга и леса заросли, дома обветшали, печи в них совершенно развалились. — В Нюландской и Тавастгусской губерниях было заявлено, что земледелие находилось в хорошем состоянии только в каждом шестом геймате. Вообще же здесь пострадали более те приходы, где впервые высадился неприятель, и по которым проследовали войска враждовавших сторон. В Кюменегородской и Нейшлотской областях находилось около 1.500 опустошенных гейматов.
Некоторые дворы были столь запущены, что без прощения им налогов они не могли подняться. Особенно трудной представлялась борьба с нуждой в первые два года после Ништадтского мира, вследствие того, что они были неурожайными. В крае не оказалось достаточного количества ни семян, для засева полей, ни лошадей, для их обработки. То и другое пришлось выписать из Сконии (Сконэ), а в первое время в некоторых местах землю возделывали лопатой.
По примерному, весьма впрочем, гадательному, подсчету, несколько лет после мира, население Финляндии по поголовным спискам доходило от 275 до 300.000 чел. За время войны население в крае очень уменьшилось. Одни предполагают, что в течении двадцатипятилетнего периода оно сократилось на половину, другие утверждают, что убыль его надо определить даже более, а именно 84-мя процентами. С достоверностью устанавливается только, что наиболее пострадала Эстерботния, где число убитых и пленных определяют в 8 тыс. чел., а наименее — Кюменегородская и Нейшлотская губ. Повсеместно в Финляндии раздавались жалобы на малочисленность населения и недостаток рабочих рук.
Шведское правительство, желая помочь населению в его борьбе с последствиями войны, пыталось сделать все, что можно было для поднятия земледелия. Чтобы вознаградить крестьян-землевладельцев за убытки, понесенные от войны, оно освободило тех из них от налогов, угодья которых наиболее пострадали. Путем земельных исследований, было установлено, что для особенно пострадавших гейматов необходимо продлить освобождение от налогов от 6 до 8-ми лет, а остальных, менее потерпевших, пропорционально этой норме. Вместе с тем прощены были все не внесенные вплоть до 1722 г. подати. Так как состояние городов находилось в зависимости от деревни, то и они были освобождены от налогов, некоторые на время от 8 до 9 лет. Одна из существенных нужд простонародья была этой мерой облегчена; но недостаток в жизненных припасах продолжал быть столь ощутительным, что крестьяне в большом числе выселялись в Эстляндию и другие места России. По отчетам губернаторов (за 1722 —1727 гг.), обильные дожди, неурожаи, морозы, скотские падежи и болезни мешали населению оправиться. Эмигрировать, особенно класс безземельных, побуждала еще слишком низкая заработная плата. Так как шведской монеты в крае оказалось мало, то, в видах облегчения населения, последовало разрешение уплачивать подати русской серебряной монетой, причем 1 копейка серебром приравнена была 1-му серебряному эре (öre).