Петр — это вечно напряженная мысль. Он весь был труд, труд тяжелый, неустанный. «Я не знаю, как быть без дела дома», говаривал Петр. — Царь «в работе пребывающий» — редкий по красоте пример для обновляющейся России. «Трудиться надобно, — поучал он. Видишь, братец, я и царь, да у меня на руках мозоли». Отложив топор и долото, он брался за перо, хватался за меч... Среди дела он обдумывал другие дела. Делом он учил других. Петра нельзя себе представит, как выразился проф. Ключевский, вне потока самых разнообразных дел. Петр, по выражению прибыльщика Ив. Филиппова, являлся «многомысленной и беспокойной головой». Он одинаково искусно справлялся как с обязанностями самодержавного царя, так и простого плотника. «Он претворял своего подданного в себе». Отсюда его близость к народу (Котляревский).
Петр трудился в поте лица потому, что свою задачу понимал, как обязанность содействовать общему благу. В себе он видел слугу отечества. Он начал военную службу барабанщиком, а гражданскую — плотником, желая получать дальнейшие отличия и признания за действительные подвиги и заслуги. Генералом и адмиралом он сделался только после Полтавы и Гангута. Отечество стояло перед ним, как живое любимое существо, а не носилось в его воображении, как холодная отвлеченность. Отечеству он служил фанатически. «Ты должен любить все, что служит ко благу и чести родины,—говорил он сыну Алексею,—не щадить трудов для общего блага; а если советы мои разнесет ветер, — я не признаю тебя своим сыном». «Если не воротишься, то я весьма тебя наследства лишу». «Я за отечество и за подданных моих, — писал он сыну, — жизни не жалел и не жалею, то неужели пожалею тебя?» «Я вам от Бога приставник и должность моя смотреть, чтобы недостойному не дать, а у достойного не отнять. Будешь, сказал он Неплюеву, хорошо служить, не мне, а более себе и отечеству, добро сделаешь»... Этот удивительный человек успевал следить за всеми колесами обширной государственной машины. «Лично Петр, как выразился Ю. Юль, одарен столь совершенным и высоким умом и познаниями, что один может управлять всем».
Об ограничении своей власти Петр не думал. Все менялось, но форма власти оставалась прежней. Ему для реформ и для того, чтобы низложить оппозицию, нужна была полнота власти и он ее оберегал. Он действовал деспотически, диктаторски. Дворян скликал на вечную службу. На купцов возложил повинность по постройке флота. И т. д. Уничтожил патриаршество. Не назначил патриарха, чтобы в государстве не был «второй государь самодержцу равносильный».
Идея всеобщего блага была широко распространена, благодаря теории абсолютной монархии. «Долг царя, — говорил еще Юр. Крижанич, — сделать народ счастливым». Задачу же государства (в Регламенте главному магистрату) Петр Великий пояснял так: «приносить довольство во всем потребном в жизни человеческой и обосновать фундаментальный подбор человеческой безопасности и удобству». Чтобы выполнить подобную задачу власти надлежало обладать обширными полномочиями и неограниченными средствами. В воинском уставе (1716 г.) и духовном регламенте поэтому пояснялось, что повиноваться Государю «яко самовластному монарху Сам Бог за совесть повелевает». Эта власть, — которая уподоблялась Ю. Крижаничем жезлу Моисея, способному выбивать воду из камня, — направлялась Петром к «рощению россейской славы» и к «введению добрых порядков». Слава устанавливалась преимущественно внушением страха соседям.
Вокруг деятельного царя мы видим пеструю компанию сотрудников, русских и иноземцев, знатных и безродных. Звание и происхождение в его глазах значения не имело и потому находим около него «худофамилиальных» людей, «произведенных в знатность» его царской волей. Меншиков взят из потешных солдат; если верить молве, он торговал на улице пирогами, а впоследствии, по отзыву Куракина, «до такого градуса в милость вошел, что все государство правил и был такой сильный фаворит, что разве в римских гисториях находят». Остерман — сын вестфальского пастора, Девифр — юнга с португальского корабля. — рассказывают, что генерал-прокурор сената Ягужинский пас в молодости свиней в Литве, но вернее — был сыном органиста католической церкви, а вице-канцлер Шафиров вышел из сидельцев в лавочке, будучи сыном пленного крестившегося еврея. Нарышкины, Стрешневы происходили из «домов самого низкого и убогого шляхетства». Кн. Куракин указывает на нерасположение Петра «к великим фамилиям»; унижением имелось в виду «отнять у них пувуар весь и учинить-бы себя наибольшим сувреном».