VIII. Столетняя война
1. И искусство, и нравы, и язык французов приобрели ярко выраженные национальные черты. Однако во всем этом сохранялась некоторая двусмысленность положения и некоторая опасность. Мы имеем в виду странный симбиоз королевств Франции и Англии. Уже начиная с Нормандского завоевания, а еще больше со времен Плантагенетов, английская элита была офранцужена. Английские поэты писали по-французски, Алиенора привила английскому двору куртуазность, английские короли вели себя по отношению к дамам (что видно у Фруассара) как французские рыцари. Но все это не оправдывало того положения, что на французской земле сеньорами Гиени и некоторых других земель были англичане. Или оба королевства должна была объединить одна из корон, или требовалась решительная операция, чтобы разрушить эту связь. И в 1328 г. эта задача становится неотложной. Карл IV Красивый умер, не оставив наследника. Ни сына, ни брата. На трон могли претендовать три кандидата: Эдуард III Английский – сын Изабеллы Французской и внук Филиппа Красивого, Филипп из Эврё – муж Жанны Наваррской и тесть Людовика X Сварливого, и Филипп де Валуа – внук Филиппа III Смелого. Этот последний, хотя он был всего лишь кузеном покойного короля, победил, потому что «был рожден в королевстве».
Генеральные штаты, с мнением которых благоразумно ознакомились, остерегались наваррца и англичанина. Позднее, чтобы оправдать этот выбор, легисты вспомнили старый закон салических франков, по которому женщины не могли наследовать трон или передавать его по наследству. На самом деле закон салических франков был просто предлогом, потому что все хотели иметь королем француза. Так закончилась прямая линия Капетингов и началась династия Валуа. Франция ничего не выиграла от такой перемены. Капетинги, осторожные короли-политики, имеющие долгий наследственный опыт, создали и укрепили королевство. Первые Валуа, «обретенные короли», как презрительно их тогда называли, парвеню монархии, были заняты в основном феодальным престижем. Филипп VI Валуа, блестящий, импульсивный, но имевший плохое окружение, рассматривал войну как турнир, на котором важно не побеждать, а проявлять мужество и соблюдать правила игры.
2. Его соперником в Англии был молодой король Эдуард III, который тоже ставил себе в заслугу приверженность куртуазности и рыцарству, но поступки его были отмечены самым жестким реализмом. Его девизом было: «It is as it is…» («Есть так, как есть»), который он, вероятно, унаследовал от своих предков Капетингов. Он проявил глубокую мудрость, согласился с государственным переворотом Филиппа Валуа и даже принес ему свою клятву верности в отношении Гиени. Покорность была чистой видимостью. Нужно было дать успокоиться «злобе времени», выждать, затаиться и подготовиться. Эта подготовка, что было совершенно новым для того времени, касалась личного состава армии и вооружения. Чтобы противостоять атаке кавалерии феодальных баронов, Эдуард III сделал ставку на бомбарды и особенно на лучников. До той поры употреблялись луки с малой досягаемостью и малой силой пробития, они не могли остановить закованных в доспехи рыцарей. Арбалет было слишком долго заряжать. Но Эдуард I во время военных кампаний в Уэльсе открыл для себя длинный валлийский лук, который мог пригвоздить к седлу бедро всадника, одетого в кольчугу. Он сделал из стрельбы из лука единственное игрище, разрешенное любому подданному, «если он не хромой и не дряхлый», и постановил, что всякий землевладелец, получающий земельную ренту более сорока шиллингов, впредь обязан иметь лук и стрелы. Вот почему для него не представляло никакого труда набрать пехоту. Вот почему в 1340 г. Эдуард III имел самую современную в Европе армию.
3. Твердое намерение Эдуарда III отстоять свои права на французскую корону явилось главной причиной войны. А непосредственными поводами послужили подстрекательства мятежных эмигрантов, популярность военной кампании, в которой можно было бы пограбить богатую страну, и особенно фландрский вопрос – ключ ко всем франко-английским отношениям. Основным продуктом производства Англии была шерсть, а основой промышленности Фландрии – производство сукна. Пастушеская Англия и промышленная Фландрия нуждались друг в друге. Графа Фландрии Людовика Неверского поддерживал его сюзерен, король Франции; но фламандские горожане были настроены проанглийски. Когда в 1337 г., окончив свои военные приготовления, Эдуард III объявил войну Филиппу VI, отказался признавать его легитимность и потребовал уступить ему французский трон, то его поддержал город Лондон, которой боялся, что столь необходимая Фландрия подпадет под французское влияние. «Для короля проблема заключалась в наследовании короны Франции; для народа – в свободе торговли. Палата общин во главе с лордом, восседавшим на мешке с шерстью (лорд-канцлер), проголосовала за войну. Сочетание интересов промышленности и рыцарства придавали событиям странный характер… В эти новые времена уже не существовало простоты Крестовых походов; эти рыцари являются, по сути, коммивояжерами купцов Лондона и Гента…» (Ж. Мишле). Это совершенно точное описание сложившейся ситуации, но только при том условии, что мы не будем забывать одного важного дополнения: если бы английский король не стремился объединить обе короны, то не было бы и Столетней войны. Однако открыть свои карты Эдуарда III вынудили именно фламандские купцы. Они испытывали тем большие сомнения по поводу объявления войны королю Франции, своему сюзерену, что некогда обязались выплатить папе два миллиона флоринов, если когда-нибудь свершат подобное вероломство. Фламандец Якоб Артевельде нашел способ совместить нарушение договоров с их соблюдением. Он посоветовал королю Англии присоединить к своему гербу еще и герб Франции. Таким образом, превратившись в подлинного короля Франции, которому они приносили клятвы, Эдуард III стал бы не их врагом, а союзником.