Помимо этого в 1891 г. в журнале «Ревю де дё монд» появилась статья капитана Лиотэ, в которой тот поставил проблему роли офицера в мирное время, словно желая подлить масла в огонь антимилитаристской полемики. По мнению Лиотэ, в мирное время роль офицера состояла в том, чтобы воспитывать нацию. Но данная концепция армии и ее роли вызвала гнев антимилитаристов вне зависимости от того, говорим ли мы об университетских преподавателях, стремившихся очистить школьные учебники от любых военных повествований, «дабы внушить ребенку, что на оружие необходимо смотреть… так же, как на орудия пыток в замке Шинон», или о настоящих идейных лидерах антимилитаризма, таких, как политик Гюстав Эрве или философ Жорж Сорель. Если Эрве предлагал «водрузить национальное знамя над выгребными ямами казарм», то Сорель полагал, что первый долг гражданина состоит в том, чтобы убить армию, т. е. государство, в своем сердце. Более того, с учетом успехов революционеров-синдикалистов, принявших на конгрессе в Амьене в 1906 г. Амьенскую хартию (согласно которой забастовки должны положить начало всеобщему восстанию и ликвидации государства), требовалось абстрагироваться от патриотизма — «этого инструмента для надувательства рабочих». Синдикалист Виктор Гриффюль заявляет: «Как всегда, защищать землю призывают пролетария, хотя у него нет ни пяди этой земли. Место, где рабочий трудится, — вот его Родина». В ожидании всеобщей забастовки синдикалисты становятся антимилитаристами и поднимают на щит идею стачки с применением оружия: в 1911 г. 93 биржи труда считались настроенными антимилитаристки, а 77 — занимающими более неопределенную позицию.
Однако поддержку, которую синдикалисты оказали в 1914 г. «священному единению», можно объяснить следующим образом: во Франции считали, что наиболее опасную и агрессивную форму милитаризма и империализма олицетворяла Германия во главе с кайзером Вильгельмом II.
С первыми звуками боевой трубы патриотизм восторжествовал над антимилитаризмом…
Но когда Первая мировая война закончилась, старые раздоры вновь воскресли из небытия: в этот раз объектом критики также стал пацифизм Аристида Бриана, а вскоре и природа армии — французы не переставали задаваться вопросом, готова ли она к будущей войне. Книга полковника Шарля де Голля «За профессиональную армию», опубликованная в 1934 г., была воспринята именно в этом контексте: по мнению общества, проект де Голля угрожал демократии и был способен пробудить страсти эпохи Буланже.
С началом гражданской войны в эпоху Виши отношение к армии меняется, и, конечно, французы приветствуют как маршальское кепи Петэна, так и — еще сильнее — две звезды на погонах бригадного генерала де Голля. Но алжирская война с ее кошмарами, скрытыми от широкой общественности, снова пробуждает дух дела Дрейфуса, направленный против полковников французской армии, руководящих пытками алжирцев. Это хорошо показал историк Пьер Видаль-Наке.
РЕГУЛИРОВАНИЕ СОЦИАЛЬНЫХ КОНФЛИКТОВ
Одним из самых долгих и самых тяжелых конфликтов во французском обществе является конфликт между работодателями и рабочими. Преемственность этого конфликта, которая наблюдается с эпохи существования средневековых корпораций и до появления коллективных трудовых договоров, отмечена жесткими столкновениями двух сторон. Другие страны, особенно Великобритания, никогда не испытывали подобных конфликтов, за исключением последних десятилетий.
Отличие Франции от прочих стран в этом вопросе объясняется совокупностью целого ряда факторов.
Главный из них состоит в следующем. В то время как в Великобритании и Германии концентрация промышленных предприятий породила ярко выраженную рабочую культуру, появлению которой, среди прочего, способствовала традиция переговоров между рабочими и работодателями, то во Франции рабочий класс сформировался гораздо позже — из-за того, что индустриализация смогла укорениться в деревне спустя лишь долгое время. Таким образом, профсоюзы не сумели достичь гегемонии над миром труда. Традиция прямого действия (наследие крестьянских бунтов?) получила долгую жизнь, тогда как включение рабочих в общественную жизнь произошло лишь в период между двумя мировыми войнами, и то с трудом. Именно тогда свою роль сыграли коммунистическая партия и ВКТ, поскольку эти организации учреждали методы защиты рабочих интересов, которые казались рабочим адекватными. Это привилегированное партнерство между компартией и рабочим классом завязывается и существует в течение трех-четырех десятилетий, вместе с революционной волной 1920 г. и в период между 1945–1950 гг. Но с изменениями, наступившими в мировой экономике после кризиса 1973 г., меняется и «революционный» образ СССР, а социальный взрыв, сопровождающий данный кризис, меняет и методы урегулирования социальных конфликтов.