За усердие Филиппа вознаградило Провидение: ему, как и его предшественникам, было дано принять участие в опасном походе в Святую Землю. Как только в Европе стало известно о разгроме крестоносцев у Тивериадского озера и о падении Иерусалима, раздались призывы начать новый поход. В январе 1188 года в Жизоре Генрих Английский и Филипп Французский, совершив целование, поклялись вслед за Фридрихом Барбароссой возглавить новый крестовый поход. Для подготовки экспедиции они договорились обложить своих подданных специальным налогом — «саладиновой десятиной». Филипп отправился в Святую Землю в 1190 году. Королева умерла незадолго до этого, оставив ему трехлетнего сына. Король шел на огромный риск. И этот шаг заставляет думать, что Филипп, которого впоследствии называли расчетливым и хитрым человеком, действительно ставил служение Господу на первое место, выше политики, и что по этому пути его вели вера, надежда и милосердие. Разумеется, туда же направился и Ричард Львиное Сердце, новый глава дома Плантагенетов. Его сопровождали все феодальные властители королевства. Перед тем как пуститься в путь, Филипп принял необходимые предосторожности. Он составил завещание — первый письменный документ, определяющий порядок перехода власти в королевском доме, — которым установил, как в его отсутствие будет управляться королевство. А в том случае, если ему не суждено вернуться, — каким образом обеспечить «действие королевской власти, долг которой делать все возможное для блага подданных, ставя общественное благо выше пользы частной». Этим ордонансом вся власть, и публичная, и, особенно, судебная, была сосредоточена в Париже. Здесь раз в четыре месяца самые близкие кровные родственники короля, с королевой-матерью и его дядей по матери архиепископом Реймсским «должны будут сообща выслушивать ходатайства людей королевства, примиряя спорящих во славу Господа и ради пользы королевства». Филипп оставил представлявших короля наместников, которым поручалось присутствовать на этих всеобщих собраниях-ассизах и «декларировать» о положении дел в своих землях. Тех, кого он назначал такими наместниками-бальи, передавая им на время войны часть своих прав, никто, ни королева-мать, ни архиепископ, не мог лишить полномочий, кроме случая обвинения в каком-либо кровавом преступлении. Король расставил таких представителей «по всем своим землям, обозначая каждую ее названием, что было знаком признания их самостоятельности, чтобы эти люди ежемесячно вершили там праведный суд его именем, воздавая должное каждому и блюдя права короля, записывая суммы причитающейся королю доли судебных сборов». Филипп радел о правосудии, но и о деньгах не забывал. В каждой сеньории бальи должны были поручить прево отобрать четырех поверенных — «людей осмотрительных, законопослушных и пользующихся хорошей репутацией». Местные дела не должны были решаться без их совета. В Париже надлежало назначить шесть поверенных, и король отбирал их сам из числа горожан, самых богатых негоциантов и менял, умевших если не читать, то уж по меньшей мере считать. Ежегодно в день Св. Реми, а также на Сретенье и на Вознесение «все полученные в казну суммы налогов, сборов, особых платежей должны доставляться в Париж», и их надлежало помещать в надежном месте, за построенными по приказу короля крепкими стенами.
В Сирию Филипп попал через Сицилию. Из всех франкских королей он был первым, предпринявшим морское путешествие. Сражался король на Востоке мужественно, потеряв там свое здоровье. Но он вернулся. Вернулся спешно и, может быть, слишком рано. Иерусалим так и не был освобожден. Как рассказывает Жуанвиль, Людовик Святой был вынужден признать, что его деда осуждали за эту поспешность. В конце 1191 года в Сен-Дени король уже творит благодарственную молитву святому мученику — патрону аббатства за то, что он сберег королевство и сохранил его самого в трудном путешествии, из которого король намеревался извлечь все возможные земные выгоды.
А выгоды были немалые. Крестовый поход избавил его от главных соперников и в том числе от самого опасного из них — Ричарда Львиное Сердце, который оставался за морем еще три года, по-рыцарски воюя с мусульманами и проявляя чудеса храбрости, достойные самого короля Артура. Из всех трех королей, отправившихся за море, как некогда волхвы в Вифлеем, только Ричард продолжал борьбу. А затем, уже на обратном пути, он был захвачен германскими недругами, продержавшими его в плену много месяцев, требуя с каждым днем все большего выкупа за освобождение столь ценной добычи. Чтобы оправдать захват в заложники крестоносца, они ссылались на якобы совершенные Плантагенетом в Святой Земле насилия и измены. Подобные слухи множились, и, освобождаясь от иллюзий, многие начинали видеть, что экспедиция в Иерусалим для богатых — не только дело богоугодное, но и средство наживы и источник удовольствий. Филипп использовал эти настроения с выгодой для себя. И как он когда-то нашел общий язык с Ричардом, интригуя против Генриха И, его отца, так и теперь он вступил в переговоры с братом Ричарда, Иоанном Безземельным, жаждущим получить хоть какие-то земли. А Филипп пообещал ему и Нормандию, и Мен, и Анжу, и Аквитанию — всё. Но сам он, между тем, захватил крепости вдоль Эпты в землях, прилегавших к его домену, и прежде всего крепость Жизор, самую опасную из них. Филипп спешил захватить все, что мог, поскольку Ричард должен был вернуться.
Этот выигрыш оказался недолговечным. Зато гибель в крестовом походе множества феодалов принесла королю долговременные выгоды. Вернулся он почти в одиночестве. Из крупных феодалов, отправившихся за море вместе с ним, мало кто остался в живых после сражения при Сен-Жан-д'Акр. Среди погибших были самые могущественные его соперники, в том числе три брата — графы Шампанские и граф Фландрии, не оставивший наследников. Это дало возможность королю, имевшему право наследования владений покойной супруги, претендовать и на часть их земель. И здесь обнаружилась со всей очевидностью слабость княжеств как государств, складывавшихся одновременно с монархией. Возглавлять такое политическое образование должен был человек военный, владеющий мечом. Он же должен был стоять и во главе королевства. Но княжество оказывалось значительно более уязвимым в тех случаях, когда княжеский род вдруг лишался своего главы, как это произошло во время третьего крестового похода. И дело было в том, что все эти образования являлись фьефами короны. А король, стоящий в силу обычаев на вершине пирамиды вассальных зависимостей, оммажей, располагал множеством возможностей, позволявших ему либо овладеть таким княжеством, либо по меньшей мере устранить на какое-то время исходящую от него опасность.
К началу правления Филиппа Августа завершала свое становление юридическая система, теоретические основы которой заложил Сугерий. Она уже начинала действовать в 1169 году, когда на ассамблее в Монмирее Генрих Плантагенет, решивший произвести раздел своих владений между сыновьями Генрихом и Ричардом, привел их к Филиппу, трехлетнему мальчику, для совершения клятвенного обряда. Генрих должен был принести оммаж за Нормандию и Анжу, а Ричард — за Аквитанию. И кто бы тогда вздумал отрицать, что один лишь Капетинг, поскольку он — король, никому не обязан приносить свой оммаж? Принципы этой системы применили в 1185 году, когда к Филиппу перешли в Амьене епископские властные полномочия. С начала и до конца правления Филиппа служившие ему эксперты-правоведы помогали затянуть петли зависимости, опутавшие самые крупные сеньории королевства. По их советам при совершении ритуала ввода во владение княжеством, которое теперь стали рассматривать как фьеф, король должен был требовать представления ему поручителей, чтобы они, наряду с держателем феода, брали на себя определенные обязательства и клялись возмещать королю ущерб в случае невыполнения князем своих обязательств. После 1202 года сложился обычай требовать от арьер-вассалов, принимавших свой лен от крупного феодала, давать клятву на верность не только ему, но и прежде всего королю-сюзерену. Следуя советам герцога Бургундского, графа Неверского и некоторых других знатных людей, король, находясь у недавно возведенной в Вильнев-сюр-Йонн башне, издал ордонанс 1209 года, определивший, что в случае раздела фьефалижа каждый из новых ленников должен приносить оммаж не главе дома, предоставившего ему часть владения, а напрямую — его сеньору с обязательством служить именно ему. Бароны понимали, что такой порядок выгоден и им; они примирились с его введением, но применяли его с большой неохотой.