XII. Юг
По правде говоря, отнюдь не все «сыны Галлии» повиновались Филиппу Августу. Конечно, захваты новых земель объединили вокруг Парижа и короны древние франкские земли, герцогство Робертинов, а также Шампань, которую король прочно держал в руках, используя сеньориальные прерогативы. Он не рассчитывал присоединить бургундские земли, от которых, впрочем, уже давно отделились и Сане, и Осер, и Ниверне: герцог Бургундский был кузеном короля, надежнейшим его вассалом, сражавшимся как лев рядом с ним при Бувине. Под орифламмой там стояли и воины из имперских земель: граф де Бар — «возрастом юный, но мужеством зрелый», и немало лотарингских рыцарей, среди которых — Жерар ла Трюи, бившийся плечо к плечу с Филиппом. К югу от Бургундии власть Капетинга мало-помалу продвигалась вперед, незаметно оттесняя к востоку старую границу королевства. И уже владетель Божё выступал вместе с Людовиком VI в боях, которые тот вел в Оверни. Людовик VII распространил свое покровительство на горные епископства и поставил на подступах к Соне передовые пограничные посты королевского домена. Тем временем движение людских и товарных потоков в этом регионе чрезвычайно оживилось после того, как генуэзские и пизанские моряки освободили бассейн Тирренского моря от сарацин. Торговля процветала в Сен-Жиле, в Монпелье, в Арле, а чуть позже развернулась и в Марселе. Лион уже превратился в крупный торговый центр. Когда Филипп и Ричард отправлялись в крестовый поход, Рона и море были лучшими путями к Святой Земле.
Зато экспансии королевства на юго-западе противостояло то, что здесь еще оставалось от власти Плантагенета, и, главное, сопротивление жителей исконных готских краев. Не было видно признаков того, что эхо Бувинской битвы докатилось до земель к югу от Луары. Филипп почти ничего не приобрел в Пуату. Впрочем, этот здравомыслящий король не хотел ввязываться в борьбу так далеко от родных мест и распылять свои силы ради возможности потребовать верности — весьма ненадежной — от воинов, к которым он питал презрение. Мысль об аннексии Аквитании никогда не приходила Филиппу в голову — ведь даже его отец не смог ее удержать и, взвесив все, решил от нее отказаться. В Аквитании сам Генрих II потратил много сил понапрасну, а Ричард Львиное Сердце потерял там жизнь. Поэтому король пропускал мимо ушей все напоминания о необходимости направиться на Юг, чтобы покончить с ересью и тем выполнить обещание, данное при коронации. Он пошел только на то, чтобы разрешить принцу Людовику отправиться в дальние южные края с надеждой на успех. И авторы «Больших французских хроник» одобряют это решение: «Когда он несколько ослаб и постарел, он, сына своего не щадя, отправил его два раза кряду в земли альбигойские с большим войском, чтобы побить ересь среди тамошнего люда». Филипп и представить себе не мог, что экспедиции против еретиков-катаров станут прелюдией к расширению его домениальных владений вплоть до побережья Средиземного моря.
Поскольку мы говорим здесь о южной Галлии, следует решительно отказаться от трех все еще распространенных ошибочных представлений: эти провинции отнюдь не стали объектом преднамеренной колониальной экспансии со стороны короля франков; они не представляли собой единого целого ни в политическом, ни в культурном отношениях; религия катаров возникла не здесь и заразила в те времена весь христианский мир.
Для всех было несомненным, что Господь возложил на суверенных властителей, принимавших миропомазание в Реймсе, задачу всемерного поддержания мира и истинной веры вплоть до границ прочих королевств, таких, как Наварра и Арагон. В начале XIV века пастухи-еретики в Монтайю прекрасно знали, где именно проходит эта граница, и считали себя подданными золотолилейного короля — того, кто посылал к ним инквизицию. А внутри этой границы, которую никто не собирался куда-либо передвигать, южнофранцузская территория состояла из множества отдельных земель; каждая из них была проникнута сознанием своей обособленности. Всю эту территорию заселяли народы, говорившие каждый на своем диалекте. Несомненно, такое лингвистическое разнообразие породило великолепный по своей поэтичности язык, язык поэм, которыми восхищались не только в Оранже или в Тулузе: трубадуров высоко ценили и в Кане, а вскоре им станут рукоплескать во Флоренции и в Неаполе. И с не меньшей долей уверенности можно утверждать, что этот язык придворного общества послужил сплочению господствующего класса в его противостоянии нападениям и грабежам воинов с Севера, а впоследствии стал языком ностальгических воспоминаний об утерянной свободе. Разбуженное агрессией, национальное чувство заняло свое место в ряду тесно связанных между собой факторов политической эволюции в этом регионе.
Как и на Севере, на Юге политическое развитие в XII веке вело к укреплению обширных властно-территориальных образований. Здесь этот процесс труднее прослеживается за неимением достоверных летописных документов: в здешних литературных источниках истории уделяется мало внимания. Высокая культура южных областей представлена преимущественно юридическими документами и стихотворными произведениями. Очевидно, тем не менее, что княжеская власть укреплялась и здесь. Но это происходило отнюдь не при опоре на феодальную систему, подобную франкской: согласно местным традициям, которые Плантагенеты безуспешно пытались искоренить, отношения между людьми, как и между землями и владениями, основывались здесь на свободно заключенном договоре. Тут фьефом называли доход, принесенный любым имуществом тому, кто, будь он знатен или не знатен, получил на основе договора право пользования этим имуществом. Два обстоятельства определили своеобразие игры политических сил в этой части Галлии: во-первых, она была тогда и осталась до конца Средних веков тем местом, где наиболее активно действовали наемные разбойничьи отряды. Острота проблемы вооруженного наемничества в этих местах была связана прежде всего с тем, что в этом горном краю с преобладанием скудных почв в жизнь вступало множество молодых людей, не имевших за душой ничего, кроме крепкого телосложения и умения владеть оружием. Это были в большинстве своем те отпрыски рыцарских семей, которых скудость наследства, дробившегося между законными и внебрачными детьми, вынуждала уходить из дома на поиски счастья и удачи. Они не видели для себя иной возможности разбогатеть, кроме обращения к силе оружия. Собираясь в отряды, они предлагали свои услуги нанимателям. Но князья издавна имели здесь возможность для достижения своих целей нанимать «арагонцев», «наваррцев», «басков», как называло этих отчаянных головорезов страдавшее от их набегов местное население, не понимавшее их языка. Все это становилось возможным, видимо, и потому, что в южных провинциях уже давно деньги текли не ручейками, а рекой. В связи с этим можно еще раз упомянуть о тех памятных записках, которые были предъявлены участникам церковных судов в Пуату и в Нарбоннэз в первой половине XI века. Там речь шла о тысячах су. В этих краях деньги так же широко использовались в подобного рода операциях найма, как и в Англии, стране, где наемничество существовало издавна. В XIII веке людей, специально занимавшихся наймом, именовали «каорцами» по названию процветавшего на таких делах южного города как его уроженцев, независимо от того, откуда они на самом деле происходили. Можно объяснить широкое распространение рутьерства в южных областях королевства тесным соседством бедных горных районов и богатых деньгами городов.
Вторым фактором, свойственным Югу, была прочность городских структур. В городах политическая власть опиралась на муниципальные учреждения. Корни этих учреждений мы находим в старинных поселениях-ситё эпохи римского владычества, а также и в городах, возникших позже. В местных источниках той эпохи их называют castrum — «каструм», «кастель», обозначая этим термином не крепость с башнями, а группу тесно примыкавших один к другому каменных домов, что придавало им немалую стратегическую ценность. В южных городах при наследовании сеньориальные права распределялись поровну между всеми детьми мужского и женского пола, и благородные южане не брезговали пускать деньги в рост и заниматься торговлей. Поэтому власть и в кастелях, и в сите оказывалась в руках большой группы, ассоциации лиц, совместно владевших сеньорией. Господствуя над менее состоятельными домами, они пользовались преобладающим влиянием в городе, но при этом обсуждали все с вожаками «несостоятельных» и с общего согласия доверяли вести дела управления городскому магистрату. Так власть оказывалась разделенной между рыцарями и «гражданами города». Старшинство принадлежало первым, но они, однако, не подавляли своим высокомерием вторых, как это обычно случалось во франкских землях, горожане выступали вместе с рыцарями, когда речь заходила о защите общих интересов. В равной мере владея умением писать, искусные в спорах, и рыцари и граждане обладали общей для них культурой — светской в своей основе, мирской куртуазной культурой, более яркой и жизненной, нежели культура церковная. Свидетельство тому — песенное творчество трубадуров с их сатирическими «сирвентами» и политическими «тенсонами». Благородных и неблагородных горожан объединяло общее сознание принадлежности к целостному организму, стоявшему над хаотическим беспорядком окрестных земель. Обитатели и самых малых «кастелей», и крупнейших, как Тулуза, городов общими усилиями стремились добиться подчинения окрестных сельских мест городской власти силой оружия или денег.