Хотя конституция 1793 г. — самая демократическая конституция из всех, которые знала Франция до 1945 г., — не проводилась в жизнь, она, как мы видели на примере жерминальского и прериальского выступлений, пользовалась большой популярностью в массах. Посягнуть на нее термидорианцы решились только в конце жерминаля, после подавления первого выступления санкюлотов. Новая конституция представляла большой шаг назад по сравнению с 1793 г. Из нее была исключена знаменитая статья Декларации прав человека и гражданина — «все люди рождаются и остаются свободными и равными в правах». Вычеркнута была также важнейшая статья о том, что «целью общества является общее благосостояние». Вся конституция проникнута была стремлением обеспечить безраздельное господство собственников. «Вы должны гарантировать, наконец, собственность богача, — заявил докладчик комиссии по пересмотру конституции Буасси д'Англа. — Страна, управляемая собственниками, находится в цивилизованном состоянии; если же в стране властвуют не имеющие собственности, она находится в первобытном состоянии»[104]. Поэтому в одной из основных статей конституции было закреплено положение, что «обработка земель, все производство, весь общественный порядок покоится на сохранении собственности».
Конституция 1795 г. отменила важнейшее завоевание революции — всеобщее избирательное право. Она восстанавливала ценз. Правда, для участия в первичных собраниях он был невысок — требовалось проживать в течение года на одном месте и уплачивать хоть какой-нибудь налог. Но для выборщиков, от которых зависело назначение депутатов, имущественный ценз был установлен очень высокий: наличие имущества, приносящего доход не меньше чем оплата 200 рабочих дней, наем помещения, за которое платили не менее чем оплата 150 рабочих дней, или земельная собственность со значительным доходом. В руках 30 000 выборщиков, этих подлинных буржуазных «нотаблей», и сосредоточивалась фактически политическая власть. Для самих депутатов устанавливался только возрастной ценз.
Близкая вообще по своим принципам к конституции 1791 г., новая конституция сохраняла, однако, республику, но вводила — на что не решились буржуазные либералы из Учредительного собрания — двухпалатную систему: Совет старейшин (из 250 депутатов не моложе 40 лет) и Совет пятисот (из 500 депутатов не моложе 30 лет). Утверждение законов являлось прерогативой Совета старейшин, инициатива же подготовки законопроектов принадлежала первой палате. Верховная власть вверялась Директории из пяти человек, назначаемой Советом старейшин из списка кандидатов, предлагавшегося Советом пятисот.
Конституцию III года характеризовало недоверие к исполнительной власти, страх перед длительным сохранением власти в одних руках. Ежегодно подлежал смене один из пяти членов директории. Директория могла общаться с советами пятисот и старейшин только путем письменных посланий.
Боязнью термидорианцев утратить власть продиктованы были и два декрета (5 и 13 фруктидора III г. — 22 и 30 августа 1795 г.), по которым в составе новых законодательных органов должно было оказаться не менее 2/3 бывших членов Конвента. Декретом предусматривалось, что если на выборах такое количество термидорианцев не пройдет, то переизбранные члены Конвента соберутся отдельно в качестве «избирательного собрания Франции» и доизберут недостающее до 2/3 количество.
Это стремление термидорианцев во что бы то ни стало удержаться у власти вызвало явное недовольство в стране. В правых кругах надеялись, что новые выборы принесут монархистам большинство в палатах, но декреты Конвента делали это невозможным. Хотя референдум (при очень большом количестве воздержавшихся от голосования) одобрил конституцию, против декретов, голосовавшихся отдельно, выявилась большая оппозиция. В Париже большинство буржуазных секций провалило их.
В столице усилилась деятельность монархических элементов, подготовлявших контрреволюционный переворот и разгон Конвента. Подавление движений в жерминале и прериале вызвало в народных массах известную апатию, во всяком случае безразличие к судьбам термидорианского Конвента, и это повышало шансы такого переворота.
Мятеж вспыхнул 13 вандемьера III года (5 октября 1795 г.). Против Конвента выступило почти 20 тыс. вооруженных секционеров. Положение осложнилось тем, что командующий вооруженными силами Конвента генерал Мену держался чрезвычайно примирительный политики по отношению к восставшим. Термидорианцам приходилось искать поддержку слева. Были срочно сформированы три батальона «патриотов 1789 г.» Угроза, нависшая над республикой, сразу всколыхнула демократов, в частности тех, кто находился в тюрьмах. Сохранились записи активного робеспьериста Марка-Антуана Жюльена, находившегося в это время в парижской тюрьме Плесси: «Весь день в Париже бил набат; под вечер стали слышны пушки; издалека доносился шум сражения. Вдруг наступила страшная тишина. Приближалась ночь. Гудел набат… Мрачное и глубокое беспокойство заметно было на лицах заключенных».
В тюрьме Плесси находились в то время Бабеф (переведенный вновь в Париж из Аррасской тюрьмы), Буонарроти, К. Фике (один из организаторов прериальского восстания) и др. Несмотря на их справедливое возмущение политикой термидорианского Конвента, они готовы были в этот решающий для судеб республики момент принять непосредственное участие в вооруженной борьбе на стороне Конвента против участников монархического мятежа. Эта верность республике, готовность жертвовать за нее жизнью и в дальнейшем будет, как мы увидим, отличительной чертой французских демократов.
Сохранилось написанное рукой Бабефа обращение заключенных тюрьмы Плесси, требовавших своего хотя бы временного освобождения для участия в вооруженной борьбе против мятежников: «…мы слышим призыв набата, и мы вправе испытывать живейшую тревогу в момент, когда решается, возможно, судьба и национального представительства, и Республики… Если Конвент находится под угрозой, они готовы соорудить вокруг него защитный вал из своих тел, чтобы сражаться, умереть или победить рядом с народными представителями… Вместо того чтобы жертвовать нами в угоду подлой мести королевской партии, предоставьте нам возможность пролить кровь за отечество, перед которым мы всегда преклоняемся; доверьтесь нашей республиканской честности, обязательству вернуться в оковы после победы, которое мы на себя принимаем…»[105]
Правительство не использовало этого предложения. К тому времени оно вновь стало хозяином положения. Термидорианцы поставили во главе своих вооруженных сил Барраса, который привлек ряд генералов-республиканцев, бывшего кордельера Брюна, Карто и др., а главное, Наполеона Бонапарта, который из-за своих робеспьеристских симпатий был отстранен от всякой активной военной деятельности и должен был довольствоваться ничтожной должностью в картографическом бюро генерального штаба.
13 вандемьера Бонапарт обнаружил ту же энергию и инициативу, которые выдвинули его на первое место и при осаде Тулона. По его распоряжению Мюрат, уже проявивший себя в прериале, молниеносно доставил орудия из военного лагеря вблизи Парижа. Опираясь на перевес в артиллерии, Наполеон окружил мятежников и под угрозой пушек заставил их сдаться. Это подавление мятежа снова вернуло Бонапарта на авансцену. Баррас добился его назначения командующим «внутренней армией», т. е. парижским гарнизоном. «Генерал 13 вандемьера», как прозвали теперь Бонапарта, приобрел, благодаря расправе с монархистами, большую популярность среди республиканцев.
Через три недели после подавления мятежа термидорианский Конвент закончил свое существование. 4 брюмера IV года (26 октября 1795 г.) на последнем заседании была провозглашена амнистия по всем делам, «связанным с революцией». Она распространилась на десятки тысяч «террористов», заключенных в тюрьмы после 9 термидора. Все они, в том числе и Бабеф, были освобождены.