На юге, таким образом, присвоение светскими лицами церковных богатств, государственных привилегий и земель было ранним и энергичным. Местные аристократы, действительные или мнимые потомки галло-римской знати, крупные земельные собственники использовали происходящие процессы с выгодой для себя. Некоторые высокопоставленные каролингские чиновники, когда-то назначенные сюда королем, смешались с местной знатью, как, например, графы Ангулема.
5. Земля и люди
В целом во второй половине X пека в Провансе, Оверни, Шаранте, Маконнэ появилось два десятка знатных семей, сосредоточивших в своих руках землю и власть. Каково бы ни было происхождение этих земель, ими владели как свободными земельными наделами. Имелось значительное количество церквей. И огромные владения редко имели одного лишь хозяина. Наследства через преемников, пожертвователей, захватчиков чаще всего распылялись, иногда делились. Надел представлял собой землю, находящуюся в частном владении, без принудительного труда и ограничений. Согласно историческим исследованиями, частная собственность, большая и малая, распространяется на Западе до конца века. В частности, это справедливо для юга королевства. Там, на этих огромных богатых просторах, никаких следов, или совсем мало, системы доменов, феодальности, даже вассальных отношений. На верность здесь присягали — если вообще присягали представителю общественной власти: графу Макона и владельцам замков, графам Каталонии, графу Прованса или его виконтам. Большинство же наверняка вообще никому не присягало. Там жили свободные люди. Когда крестьяне обрабатывали землю местного сеньора, то они приобретали, иногда на долгое время, ценз оседлости. Земельная рента постепенно уменьшается. Тем более что, как в Провансе, число мелких земельных собственников в X веке возрастало, а крупные собственники не могли найти достаточно рабочей силы (так как крепостная зависимость почти исчезла, тогда как вплоть до 930 года она была еще довольно распространенной в этом регионе, больше — в Маконнэ, согласно Ги Буа) и потому предпочитали оставлять земли невозделанными.
Если в Оверни сеньоры со своими вооруженными отрядами иногда и посягали на церковную и крестьянскую собственность, то потому, что к духу грабежа примешивалось еще и беспокойное стремление как-то утвердиться в неблагоприятных экономических условиях. В Оверни тоже большие территории оставались невспаханными. А. Дебор пишет об иной ситуации в Шаранте. Здесь он выделяет «многочисленный класс мелких и средних собственников». Что же касается крепостных, то здесь они практически исчезли. Так, от Бургундии до Гаскони, от Пуату до Прованса, мелкая и крупная собственность, находящаяся в свободном владении как мужчин так и женщин — обычно двух владельцев сразу, — лежала в основе крестьянского уклада. Церковные картулярии, описывая щедрые пожертвования на протяжении века, в огромной степени свидетельствуют об этом.
Возникают сомнения, переживала ли северная Франция аналогичное развитие, отказываясь от образцов стопятидесятилетней давности. Здесь все больше встречаются бенефиция, концессии, резервные земли и лены, вассальная зависимость. Столь прекрасные картины, по крайней мере во вкусе X века и более позднего времени, были всего лишь исключением. Р. Фоссье на примере Пикардии констатирует, что свободные и независимые собственники были главной опорой крестьянского общества, даже если среди них, при различных экономических условиях, и росло социальное расслоение. В противном случае остается непонятным, откуда взялись столь огромные пожертвования на Церковь, — судя по документам, и в реальности тоже, — если дарители не являлись бы собственниками, способными отдавать часть своих благ.