Разумеется, именно в Реймсе, во время правления Гинкмара, наибольший размах приняло прославление местного святого и его служителей. Еще Эббон получил от Людовика Благочестивого разрешение использовать городские стены для ремонта собора, и королевская грамота в связи с этим уточняла, что «это никоим образом не умаляет общественного достояния, но, напротив, оказывает богоугодную помощь святым местам, удовлетворяет нужды церквей Божиих и их служителей». Начиная с 850 года Гинкмар служит в храме св. Реми (Ремигия), который оказался менее почитаемым в сравнении с двумя другими великими фигурами франкской Галлии св. Мартином в Туре и св. Дени (Дионисием) в Париже. Будучи монахом, Гинкмар способствовал укреплению позиций аббатства Сен-Дени. В 830-х годах под руководством аббата Гильдуина монахи работали над переводом произведений Дионисия Ареопагита, смешиваемого с первым епископом Парижа; работа шла также над составлением «Деяний Дагобера» («Gesla Dagoberti»), которые показывали особую связь между св. Дени и Франкским королевством, воплощенную и прославленную в крупном парижском монастыре, превратившемся в королевский некрополь, где будет похоронен и сам Карл Лысый. По сравнению с парижским св. Дени, св. Реми в Реймсе выглядел довольно бледно. Король франков впервые был помазан именно в Сен-Дени. В середине IX века Сен-Реми старается заполучить эту функцию себе. Прославление св. Реми шло в разных направлениях. Так, реймсскому монаху Радуину было видение, что св. Дева взяла Реми за руку со словами: «Вот тот, кому навечно дана власть Иисусом Христом над империей франков. Как он получил благодать вывести этот народ из тьмы язычества, так он же и владеет даром избирать франкам короля или императора». В октябре 852 года в присутствии короля Карла с семьей и всего двора состоялась пышная церемония перенесения мощей св. Реми из церкви св. Кристофа в подземную часовню обновленной церкви Сен-Реми. Мощи святого покоились на подушечке, собственноручно вышитой тетей короля: надпись на ней различима и по сей день. Сами мощи были обернуты в очень ценное, полотно иранского шитья. Так, с почестями, были прославлены заслуги и добродетели того, кто некогда крестил и вместе с тем помазал первого католического короля Запада — Хлодвига, от которого по прямой линии произошел и король западных франков, как утверждали монахи, изучившие его генеалогию. Действительно, во время коронации Карла в Меце в 869 году Гинкмар подчеркнул эту славную преемственность и напомнил, что Хлодвиг получил от св. Реми елей, «которым мы владеем до сих пор», а также отметил, что Людовик Благочестивый был коронован именно в Реймсе папой Этьеном. Для того, чтобы святой покровитель франкской монархии стал повсеместно известен и соответственно прославлен, Гинкмар в 875–880 годах составил житие св. Ремигия, объединившее в себе древние фрагменты и, в частности, завещание святого, вероятно подлинное, способное утвердить духовную власть этой провинции. Легенда о сосуде с миром, принесенном на алтарь собора голубем Духа Спитого, стала с тех пор подспорьем для жителей Реймса в их стремлении монополизировать обряд помазания королей. Начиная с 861 года наконец-то в Реймсе стала писаться хроника Франкского королевства.
7. Жизнь в миру
Расширяя и украшая места религиозного культа, унифицируя и возвеличивая богослужение, вынося мощи святых на поклонение верующим, представляя в агииографических сочинениях и заимствуемых из них проповедях образцы святости, недоступные на практике, Церковь стремилась наставить христианский народ, и прежде всего его элиту, на путь, ведущий ко спасению. Параллельно с этим она развивает представления об обществе, соответствующем Божественному плану. В IX веке социальное расслоение, различия между отдельными сословиями еще не были теоретически осмыслены так, как это произошло в X–XI веках. Водораздел проходил главным образом между духовенством и мирянами. Среди духовных лиц правителями считались епископы, даже если они все чаще были выходцами из монастырей. В самих же монастырях были две категории каноников Должность аббата занимали как епископы, так и светские лица. Вплоть до 880-х годов епископы были в политическом, социальном, культурном плане более активны, чем аббаты, по причине их должностных полномочий и соборной организации. Иона Орлеанский под видом пожелания сообщает новые сведения: «Светская власть должна стоять на страже справедливости, с оружием в руках защищать мир св. Церкви; монастыри же должны избрать тишину и предаваться молитве; что же касается епископов, то они должны контролировать обе стороны».
Свойством мирян в глазах духовенства являлось право вступать в брак. Супружеский — вот определение свободных людей, не связанных религиозными обязательствами. Брак, регулятор общественных отношений, составлял, по выражению Жоржа Дюби, «главное основание общественного мира». Во всяком случае, когда супружество благополучно. Иначе, как утверждают в страхе церковники, анархия, насилие и грабежи станут привычным делом, особенно со стороны власть имущих, обладающих средствами для удовлетворения своих ненасытных потребностей. Похищение женщин, сожительство, связанное с традиционным представлением о том, что только мать сына является настоящей супругой, — все это противоречило церковному консерватизму, служению Богу. Епископы, и Гинкмар в первую очередь, живо обличали организованные банды, похищающие монахинь или юных невест. В 853 году по инициативе духовенства капитулярий в Суассоне определил суровое наказание за похищение девушек и вдов, как мирянок, так и монахинь, и особенно тяжкую кару для нечестивцев вроде братьев Нивена и Бертрика из Реймсской провинции, виновных в совершении похищения, прелюбодеяния и кровосмешения. И все же сомнительно, чтобы дикость нравов была именно такой в действительности, как се описывают церковные тексты. В начале IX века еще не был ясно определен и утвержден на практике христианский брак. Между тем духовенство старалось просветить мирян в вопросах супружеского долга. Так, около 825 года епископ Иона Орлеанский написал по просьбе графа Матфрида трактат «О мирских учреждениях». На протяжении столетия духовные лица все больше и больше стремились воздействовать на это фундаментальное начало общественной жизни — на брак. — для того чтобы и здесь возобладали право, закон, вдохновляемый Священным Писанием. И снова Гинкмар встал во главе этого движения. Задача, но правде говоря, была сверхчеловеческой. Разумеется, в прошлом веке панство выработало законодательство, касающееся запретных союзов в соответствии со степенью родства, и эти законы Парижский церковный собор 829 года утвердил как действительные на территории Франкского королевства. Однако подобные запреты оставались мертвой буквой. Насколько они противоречили нравам и обычаям, настолько же было затруднено их распространение. Более того, проблема родства трактовалась по-разному в романской и германской традициях. Во второй половине века Церковь была занята, или привлечена как советник, делом, которое заставило ее пересмотреть свои позиции, независимо от единодушия епископов. Речь идет о разводе Лотаря II, и это известное и очень запуганное дело было не единственным в своем роде. Например, как правильно, с канонической точки зрения, определить семейное положение Этьена, аристократа, который в 857 году был помолвлен с дочерью графа Раймунда из Тулузы? После долгих отсрочек он отказался от заключения брака. Раздосадованный граф Раймунд вызвал негодного зятя в королевский суд; дело было вынесено на рассмотрение синода в Дузи в 860 году. Гинкмар объявил союз недействительным, так как, совершенно очевидно, Этьен не давал на него своего согласия. Свободное согласие вместе с совокуплением являлось одним из условий действительности брака, и теоретически женщины были здесь равны с мужчинами, однако на практике они не имели таких прав. Все усилия духовенства, и особенно Гинкмара, посвятившего вопросам брака в 860 году свой трактат «О разводе», были направлены на то, чтобы сделать брак нерасторжимым, а развод допускать только в том случае, если брак на деле оказывается не единственным. При этом кровосмешение, фиктивный союз, бесплодие и прелюбодеяние не служили поводом для развода. Что касается половой сферы и деторождения в браке, то тут самые образованные церковники проявили глубокое пренебрежение, если обратиться к их писаниям. Подобное пренебрежение делало их рекомендации еще более неэффективными. Действительно эта таинственная область, к которой Церковь относилась столь брезгливо, была тотчас же занята колдовством, гаданием, амулетами — всем тем, что столь неприемлемо в христианстве. Однако семейные отношения тесно переплелись с этими порочными занятиями, невзирая на гневные обличения Рабана Мавра, Агобарда Лионского, церковных соборов вроде Парижского в 829 году, — вопреки приказу Карла Лысого, отданному в Кьерзи в 873 году, обезвредить «пагубно влияющих на людей и ведьм».