Такие уточнения, а также неясность терминов (что в самом деле означает habet) привели к тому, что некоторые историки рассматривают эти документы не в качестве перечня сеньориальных имений и доходов, а как реестр сумм и доходов, подлежащих налогообложению [75]. А почему бы этим документам не быть и тем и другим? Аббат, являющийся одновременно крупным землевладельцем и, как лицо привилегированное, представителем короля в своих поместьях, вполне мог отмечать в одном и том же документе, с одной стороны, услуги и платежи, которые полагались ему как сюзерену, с другой — услуги и налоги, взимаемые им от имени короля. Таким образом, становится понятной настойчивость, с какой Карл требовал, чтобы крупные землевладельцы королевства, особенно из числа духовенства, вели строгий учет своих поместий и хозяйств своих подчиненных, а также их ресурсов; можно понять и его склонность рассылать им образцы документов, связанных с управлением налогооблагаемых имений.
Конечно, такой охват земли и людей по единой фискальной модели оставлял в тени мелких свободных землевладельцев, каких было много, например, в северной части Аквитании и в Мене, однако с полной очевидностью, не говоря уж обо всем остальном, здесь выступает тенденция к концентрации земельной собственности в руках самых сильных и богатых из числа мирян и духовенства. 3 августа 800 года священнослужитель Деодат принес в дар сентомерскому аббатству Сен-Бертен все свое имущество, как унаследованное от отца, так и благоприобретенное; а в 813 году некий Бреденг подарил аббатству в Аниане все свои земли.
Деньги, крупный и мелкий обмен
В земельных реестрах размеры оброка и государственных повинностей все чаще давались в денежном выражении. В приведенном выше примере из Ла Сельан Ивелин платежи на армию на 808 год исчисляются также в деньгах. Деньги и в самом деле начали проникать в деревню. Благодаря продаже излишков продукции (а нужно, чтобы они имелись) на сельских рынках (нам известно о существовании нескольких из них, например, в сен-дионисьенских поместьях Февроль и Кормей-ан-Вексене или германских в Мороль-сюр-Сен) некоторые крестьяне, во всяком случае на севере Германии, могли накопить достаточно наличных денег, чтобы заменить натуральные поставки денежными платежами по установленным расценкам. Так, средние размеры денежных повинностей в начале IX века в Сен-Жермен-де-Пре составляли для наиболее обеспеченных свободных мансов 17 денье. Таков был один из безусловно благотворных результатов денежной реформы, проведенной Пипином III и дополненной Карлом Великим.
Карл принял ряд мер, чтобы укрепить учрежденный его отцом в 794 году серебряный денье и подтвердить королевскую монополию, а в некоторых случаях монополию двора (805 и 808 годы); осуществление этих мер привело к тому, что примерно с 790 года с монет исчезли названия монетных дворов, уступив место именам королей, а затем императоров. Завоевание за рейнских земель облегчило снабжение мастерских белым металлом, и рудники в Гарце постепенно пришли на смену рудникам в Меле (Пуату), в которых стали истощаться запасы руд. Фунт весил отныне более 400 граммов и состоял из 240 денье (20 су по 52 денье — единственная монета, чеканившаяся с указанием стоимости), таким образом, средний вес денье составлял теперь 1,70 грамма. Так сложилась система, которая до XIII века доминировала в истории денежного обращения в Европе, а частично и за ее пределами.
Неоднократным требованием ввести систему серебряного монометаллизма Карл более чем когда-либо привязал экономику Франкского королевства к североевропейскому морскому пространству, откуда начался в VII веке экономический подъем северных стран, связанный с исключительными удобствами этого района для развития торгового обмена. Правда, Теодульф, посланный в 798 году с посольством в Септиманию, пишет в своей поэме, как он был покорен просторным Нимом, приморским Магелоном и элегантным Нарбоном, где он был к тому же тепло принят в колонии испанских беженцев. Он рассказал даже, что видел там, хотя больше в суде, чем на рынке, хрусталь Востока, ковры Аравии, духи Сирии и кожи Кордовы. Но не были ли эти ценности остатками давней торговли, вытащенными из семейных сундуков, чтобы подкупить судей? Удивительно ли, что эти вещи взволновали бывшего жителя приморских мест, испытавшего ностальгическую тоску по ним после стольких лет разлуки? А ведь хорошо известно, что каролингский Ним и провинциальный Арль отличались хиреющей городской жизнью, уходом жителей, особенно духовенства, в укрепленные убежища.