Как когда-то Пипин III в Сен-Дени, Ангильбер повелел, чтобы после смерти его погребли у западной паперти новой монастырской церкви. Этот человек, один из немногих франков, участвовавших в обновлении литературы и искусства при дворе в Ахене, явился истинным сыном каролингского возрождения. Он был другом Пипина Молодого, короля Италии, и любовником Бертрады, дочери Карла, от которой у него был сын Нитгард, в будущем историк, описавший борьбу между сыновьями Людовика Благочестивого, приходившимися ему двоюродными братьями. Прозванный в дворцовой Академии Гомером, Ангильбер оставил после себя несколько поэм, полных напыщенной риторики, что было также характерно для этого поколения выскочек от культуры. Став аббатом Сен-Рикье в 789 году, он не принял духовного сана и не отказался от посещений двора и Бертрады. И все же он оказался превосходным аббатом не только в своих земных делах, но и в духовном творчестве: написанный им труд «Institutio de diversitate officiorum» является настоящим трактатом по проблемам литургии. Этот человек, оказавшийся между двумя жизнями, двумя сословиями и двумя мирами, мог шокировать своих современников, но Карл Великий до конца дней сохранил дружеские чувства к тому, кто в 800 году сопровождал его в Рим, а в 811 году был одним из подписавших его завещание. Дело в том, что государственный интерес и интерес личный, тесно переплетенные в мозгу Карла, требовали, чтобы во главе монастыря, который он хотел превратить в лабораторию нового монашества, стоял близкий ему человек, неважно, монах или мирянин, пользующийся его полным доверием.
Однако цель, которую ставил себе Карл на протяжении всего своего правления, состояла в наведении порядка, хочется даже сказать порядков, в христианском обществе. Августинская идея о божественном порядке, согласно которой каждый из людей поставлен Богом на свое место на земле и должен выполнить выпавшую на его долю миссию, пробила себе дорогу с тех пор, как она стала основой ответа папы Захария Пипину III. Отныне было условлено, как это сформулировал Геодульф в своей поэме «О лицемерии», что «лоно церкви несет в себе три рода, отличающихся по своему порядку, но объединенных одной верой: священнослужитель на поле Господа, монах в уединении и мирянин на мельнице». Карл сделал максимум возможного, чтобы каждый был на своем месте и чтобы место каждого было ясно определено. Но будучи представителем Бога на земле, имел ли он в действительности средства, материальные и интеллектуальные, чтобы прийти к успеху?
Эпилог
Карл Великий между поражением и успехом
Карл ненамного опередил Ангильбера на пути к могиле: он умер 28 января 814 года и в тот же день был похоронен в дворцовой церкви Ахена. Эйнгард приводит текст его эпитафии: «Под этим камнем покоится тело Карла, великого и праведного императора, который благородно расширил границы Франкского королевства и в течение XLVII лет счастливо правил им, умер семидесяти лет в год DCCCXIV, индикт VII, V календы февраля». Уже в 811 I оду суверен составил завещание с целью «не только обеспечить по христианской традиции разумное и организованное распределение своего богатства в форме милостыни (главным образом в пользу церквей имперских митрополий), но и особенно ради того, чтобы ясно и недвусмысленно поставить в известность своих наследников о том, что им приходится, и произвести между ними справедливый раздел без всяких споров и протестов». Эйнгард заключает: «Людовик, сын Карла и его наследник по воле Божьей, сразу после смерти отца постарался в самые короткие сроки тщательнейшим образом выполнить все пункты его завещания» [76]. К счастью для наследников и для судеб империи, Карл оставил после себя только одного подлинно королевского сына. Пипин, король Италии, умер в 810 году, а Карл Молодой, «герцог Меца», — в 81! году. Переживший их Людовик, король Аквитании, стал наследником императора: 11 сентября 813 года его отец самолично короновал его (даже без присутствия папы) императорской диадемой и организовал ему овации франкского народа, собравшегося в Ахене, как «августейшему императору».