Что это, благие пожелания? Нельзя не отметить, что в соответствии с принятыми решениями новый собор был сознан Карломаном I марта 744 года в Эстинне (Эно), и среди других проблем был решен вопрос о секуляризованных землях. Они оставались номинальной собственностью церкви, получающей за них символический чип (обычно не превышавший одного су) от нового пользователя, а точнее — от получателя бенефиций, который взамен должен был служить только королю. С этих пор такие земли считались прекариями, или временными владениями от имени короля. Почти одновременно (3 марта, то есть в сроки, явно согласованные с Карломаном) Пипин собирает в Суассоне ассамблею оптиматов и епископов, включавшую двадцать три человека из провинций Санса, Руана и Реймса. Здесь была также подтверждена церковная иерархия, кодифицирована моральная жизнь мирян и священнослужителей (особенно острой критике подвергались невежественные, распущенные и драчливые священники), вновь определены основы подлинной религии: именно тогда был установлен перечень суеверий и обычаев язычества, о котором уже упоминалось.
Главное было в том, чтобы приступить к осуществлению этой обширной программы. Начать хотя бы с того, что расширение папой Захарием прерогатив Бонифация на всю Галлию не могло не вызвать бурной реакции, как мог осмелиться этот властный иностранец, ставленник папы, которого охотно уважали, пока он не вмешивался в дела Галлии, призывать к возвращению земель, пусть и символическому, после того как столько почтенных христиан пользовались ими многие годы? Как мог он выдвигать на какой-либо пост епископа, незаконно совмещавшего должности, развратника и бездельника? Не без трудностей удалось утвердиться епископу Гевилибу из Майнца, Рагенфреду из Руана или Милону из Реймса. А последний сумел сохранить за собой и контроль над трирским епископством. Многие епископские списки, особенно в Южной Галлии — в Бордо, Шалоне, Лионе, Арле, Эксе, были заморожены. Восстановление многих метрополий столкнулось в Северной Галлии с сопротивлением подчиненных им епископов. Сам Бонифаций, которому была обещана Карломаном епархия в Кёльне, расположенном очень удобно, с точки зрения выполнения его миссии во Фризии и средней Германии, вынужден был довольствоваться в 745 году епархией в Майнце. На созванный Бонифацием в 745 году последний галльский собор приехало лишь тринадцать епископов, главным образом из провинций Реймса, Майнца и Кёльна, один прибыл из Руана, один из Санса и один — из зарейнской Германии. Зона влияния Бонифация, несмотря на папскую миссию, не выходила за пределы прежней Австразии. Хотя сближение между Пипинидами и папством благодаря англосаксонскому посреднику, как и во времена Пипина II, казалось, подтвердилось, главное еще было впереди: слишком велико было сопротивление, даже среди лучших австразийских епископов, к тому же друзей дома, таких, как Хродеганг из Меца. Они были оскорблены этой пришедшей со стороны реформой и в известной мере стали провозвестниками галликанства. Чтобы не оторваться от своей социальной базы, майордомы были вынуждены лавировать. Расстроенный этим Бонифаций вскоре решил удалиться в свое епископство в Майнце, потом — в основанное им с помощью Карломана в 745 году аббатство в Фульде, а затем, в 754 году, отправиться в мученическое паломничество в далекую Фризию, место его первых скитаний.
Единовластное правление Пипина
Правда, к тому времени Бонифаций потерял опору в лице майордома, оказавшего основную поддержку его усилиям: в 747 году, оставив мирские заботы и своих близких, Карломан отправился сначала в Рим к папе Захарию, который принял его со всеми почестями, затем в ломбардское аббатство у горы Соракт и наконец осел в Мон-Кассене. Только ли религиозные мотивы двигали им? Или его брат сумел каким-то образом убедить его в необходимости такого ухода? Как бы то ни было, Пипин тут же показал, что он намерен править единолично. Он стал опекуном сына Карломана Дрогона и сразу же лишил его права на наследие отца. Таким образом, двери будущего были открыты только для его сыновей: недавно родившегося (в 747 году) Карла и других сыновей от его единственной известной нам супруги Бертрады, дочери могущественного лаонского графа Эрибера из рода Гугобертидов (к которому принадлежала также Плектруда), владевшего богатыми поместьями в Бри и Эйфеле и пользующегося поддержкой аристократических родов и в Нейстрии, и в Австразии.