У галлов сохранялись еще человеческие жертвоприношения — остаток первобытного варварства. Прогрессом здесь было уже то, что боги довольствовались преступниками или военнопленными. Самой обычной была казнь огнем, посвященная богу солнца и совершавшаяся в летнее солнцестояние. Этот жертвенный обряд сохранился, можно сказать, до последних веков; только что людей заменили животные. В Ивановские костры во многих местностях бросали в корзинках кошек, собак, лисиц, волков; присутствие должностных лиц придавало этой церемонии полуофициальный характер. В Париже этот грубый обычай уничтожили при Людовике XIV. Ивовое чучело, которое сжигали в Париже 3-го июля, напоминает колоссальный манекен, в котором когда-то горели человеческие жертвы, посвященные галльскому Молоху.
Выработалось ли у друидов, как уверяли, особое тайное учение? По словам Цезаря, они заставляли учить в своих школах наизусть множество стихов и запрещали записывать их, боясь профанировать излагавшиеся в них истины. Но автор не говорит, чтобы стихи эти заключали что-нибудь другое, кроме сакраментальных неподвижных формул, которые жрецы обыкновенно хранят для себя. Как видно, друиды не делали тайны из своего учения, наоборот, стремились его пропагандировать.
Античные историки особенно подчеркивают у галлов глубокую веру в загробную жизнь. Ею объясняют они их удивительное мужество на войне. Правда, идея бессмертия присуща всей античности, но здесь, в Галлии, проповедь друидов ее привила с особенной силой. Из всех представлений о загробной жизни простейшим и древнейшим является то, согласно которому она продолжается в могиле. Эта мысль — наследие доисторических времен, — ясно выражена в погребальных обрядах галлов. Они погребают с покойником все предметы, которые были дороги ему при жизни. Так их находят в бургундских могилах. На это представление со временем наслоилось другое, не уничтожая его. Друиды, по словам Цезаря, учили, что душа не погибает, а переходит после смерти из одного тела в другое. Вопреки Диодору, эта метампсихоза резко отличается от метампсихозы пифагорейцев, по которой душа переходит только в тела низшей природы, и ей подвергаются только злые, во искупление своих грехов, тогда как добрые парят, как чистые духи, свободные от телесных уз. Учение друидов не содержит ни этой моральной идеи, ни этих спиритуалистических тонкостей. Телесное воскресение есть участь всех, в нем нет ни возвышения, ни падения, ни кары, ни награды. Оно не уничтожает, а продолжает жизнь человеческой личности, — не здесь, а далеко, в таинственных местах, смутно виднеющихся за западным морем. Так искал Одиссей на краю земли луга, усеянные золотоцветом, где блуждают герои. Так Пиндар относил в даль океана счастливые земли — жилище блаженных.
Видение этого заатлантического Элизия постоянно посещало новокельтические расы и дало их литературе одну из ее любимых тем. В самой Галлии оно породило одну из тех легенд, где странно комбинируется реальное и фантастическое. Для жителей Арморики страна мертвых приблизилась и слилась с западным краем Британии. Переезд туда совершался ночью. Перевозчиками были моряки, посвятившие себя этой погребальной миссии. Они вставали при самом легком шорохе и находили на берегу барки, по виду пустые, но погружавшиеся под тяжестью невидимых путников. Сверхъестественная сила помогает усилиям их весел. Расстояние проходится меньше, чем в час. Слышится голос, возглашающий имена вновь прибывающих, и гребцы чувствуют по уменьшившейся тяжести лодок, что их миссия выполнена.
Друиды объясняли происхождение человека так же, как и его конец, исходя из одного принципа: они считали бога смерти (Dispàter) отцом всех кельтов. Это — идея, общая всем мифологиям. В ней выражено впечатление, производимое вечной сменой, чередованием явлений, которое характеризует жизнь природы. Разве день не выходит из ночи и не погружается в нее? Кормилица — земля не является ли могилой всего? Работа, ведущая к разрушению существ, не подготавливает ли их обновление? Не является ли, стало быть, смерть источником жизни, будучи в то же время ее концом?
Миф принял новую форму, вступил в новую фазу, когда галльский Плутон перестал царить над могилами и перебрался вместе с их обитателями за океан. Друиды различали в галльском населении следующие слои: один туземный, другой — пришедший «с отдаленных островов», третий — с берегов Рейна. В этом заключается своеобразное смешение истины и вымысла. В «третьей группе» отразился исторический факт вторжения кельтов в Галлию. Две первые соответствуют двум представлениям о загробной жизни: земля, первое обиталище мертвых, породила из своего лона первых обитателей страны — автохтонов. Элизий океанских островов послал своих обитателей в мир живых. Те же легенды находим мы у ирландцев. И у них мертвые идут за моря, к старой колыбели нации, а, с другой стороны, оттуда вышел Партолон, чья власть сменила власть туземных вождей.