Николя Буало, известный как поэт и сатирик, критик и теоретик литературы, опубликовал в 1674 г. стихотворный трактат «Поэтическое искусство», в котором рассматривал искусство как подражание природе и проявление разума. Борясь против крайностей изысканно-искусственной эстетики аристократических салонов и против грубости народного («площадного») искусства, он создал довольно гибкие и широкие каноны поэзии, в которые легко уложилась как психологическая трагедия Расина, так, впоследствии, и политическая трагедия классицизма.
Жан Расин — крупнейший мастер классицистической трагедии, которая под его пером превратилась в тонкие психологические этюды; современники считали его лучшим знатоком женского сердца. Основное содержание его трагедий составляла не только победа страстей над долгом, опасность страстей, когда они управляют самодержцем («Андромаха», «Британик»), исполнение долга, приводящее к подавлению страстей («Береника»), но и боль растоптанного личного счастья, которая сильней удовлетворенности от сознания выполненного долга. Написанные на античные, библейские или мифологические сюжеты (лишь трагедия «Баязет» написана на современном автору, хотя и «экзотическом», материале), его произведения понимались современниками как скрытое осуждение нравственной гнили и произвола двора.
Мольер в своих комедиях уже частично выходит за пределы классицизма; ему свойственны черты реализма и народности, за которые его осуждал его друг Буало. Его пьесы активно вторгаются в жизнь: не случайно Мольер навлек на себя ненависть духовенства комедией «Тартюф» и нелюбовь аристократии «Дон-Жуаном». В ряде произведений Мольер поставил вопрос о самосознании третьего сословия: «Жорж Данден» и «Мещанин во дворянстве» учили выходцев из низов знать себе цену, не смешиваться с дворянами и не унижаться перед ними. Вместе с тем в «Скупом» осмеивалось преклонение третьего сословия перед деньгами, утверждалась здоровая мораль, человечные отношения в семье и браке. Любовь короля к пышным зрелищам, а также его претензии самому выступать в балете породили в творчестве Мольера такие гибридные произведения, как комедии-балеты, которые ему пришлось писать вместе с Кино и Расином («Принцесса Элидская» и др); они обеспечили Мольеру покровительство Людовика.
Наряду с Мольером, Лафонтен являлся представителем народного языка во французской литературе XVII в. Ученик вольнодумцев, он в своих озорных «Сказках» переложил в изящные стихи ряд новелл эпохи Возрождения (Боккаччо, Маргариты Наваррской, Брантома), чем чрезвычайно содействовал борьбе французского общества против ханжества, насаждавшегося стареющим королем и его морганатической супругой, госпожой Ментенон. Басни Лафонтена в прозрачной форме повествований о животных выводили перед читателями все общество Франции второй половины века; при этом Лафонтен не щадил ни Льва, царя зверей, ни его придворных (Лиса, Волка и Медведя), обирающих «простой народ» — Зайца, Ягненка, Оленя.
Особое положение в литературе Франции второй половины XVII в. занимает Лабрюйер, автор книги «Характеры». Задумана она была как ряд обобщенных портретов своего времени, как жанровые зарисовки различных встречающихся в обществе застывших характеров (в этом отношении она полностью укладывалась в теорию классицизма); но автор перерос свой замысел и создал ряд реалистических и резко очерченных образов. Многие места его книги дышат чувством социального протеста, подготавливая тем самым литературу следующего века.
Абсолютизм пытался разработать и свою собственную теорию. Таким теоретиком абсолютизма был видный деятель католической церкви, епископ Жан-Бенэн Боссюэ (1627–1704); в своих проповедях и сочинениях на исторические и политические темы он отстаивал идею божественного происхождения абсолютной власти государя и утверждал его право на жизнь, имущество и убеждения подданных. Поэтому он горячо приветствовал отмену Нантского эдикта и содействовал созданию сельских школ, имевших целью парализовать воздействие гугенотских проповедников.
Другим теоретиком абсолютизма был сам Людовик XIV, оставивший сочинение, известное под названием «Мемуары Людовика XIV, составленные для воспитания дофина». Полный уверенности в том, что ничем не ограниченная власть короля спасительна не только для правителей, но и для подданных, он принципиально отвергал всякие попытки противопоставить ему какие бы то ни было представительные органы. Крайне характерно его желание не брать в советники и министры людей, имеющих не зависимое от короля общественное положение; он считал, что, возвышая чиновника из третьего сословия до положения министра, он не делится с ним властью, а имеет в его лице только безличного исполнителя королевских предначертаний.