Завоевательные войны VIII — начала IX в. оказали непосредственное влияние и на структуру франкского общества. Отличаясь длительностью и ожесточенностью, они прямо или косвенно содействовали дальнейшему углублению социального раскола франков. Уже резкое обострение междоусобной борьбы в период первых Каролингов (конец VII — начало VIII в.) всей своей тяжестью легло на плечи мелких свободных собственников. В обстановке внутренней анархии социальное расслоение значительно усилилось. Когда же победившие Каролинги отчасти восстановили политическую стабильность, на мелких собственников обрушились многочисленные военные повинности. Не имевшие материальных возможностей лично служить в войске, свободные крестьяне обязывались объединяться по трое или по четверо и совместными усилиями выставлять вооруженного воина. Их отягощали, кроме того, транспортные повинности, реквизиции, потравы и т. п.
Естественно, что многие из таких крестьян готовы были на все, чтобы защитить свое хозяйство от учащающихся посягательств со стороны власть имущих, от насилий и притеснений с их стороны. В этих условиях получают значительное распространение всевозможные сделки («прекарии», «коммендации», «самозакабаления»), по которым крестьяне передают самих себя или свою землю под покровительство и власть крупных землевладельцев, отказываясь в их пользу от своих гражданских прав. Число крестьян, оказывающихся, таким образом, в зависимости от светской знати и церкви, быстро растет. Упрочивается могущество земельной аристократии, концентрирующей военные и административные функции и приобретающей владения как в пределах прежних границ Франкского государства, так и в новых областях Каролингской империи — в Саксонии, на Дунае, в Северной Италии или в Испании.
И хотя в VIII–IX вв. немалая часть свободных (особенно на юге Галлии) еще избежала зависимости, их участь была предрешена. Феодальные отношения побеждают.
Повсюду — и, в первую очередь, на севере Галлии — укрепляется и распространяется феодальная вотчина, весьма различная по своей структуре и размеру, но единая как форма эксплуатации крупным земельным собственником мелких земледельцев, владеющих землей и ведущих на ней свое хозяйство. В областях севернее Луары в середине VIII и в IX в. во многих местах складываются крупные вотчины, имевшие барскую запашку, доходившую иногда до трети всей пашни[55]. Обрабатывали ее преимущественно крестьяне, владевшие земельными наделами (число безземельных зависимых было невелико).
Крестьяне находились в различных формах зависимости от вотчинников.
Если не касаться рабов, в наиболее суровой зависимости находились сервы — потомки рабов и части вольноотпущенников и колонов меровингского времени, реже — лишившихся свободы общинников. Как показывают последние исследования, в Северной Галлии IX в. рабы и сервы составляли не более трети крестьянства[56].
Большая часть сервов владела в вотчине земельными держаниями — мансами, за которые полагалось выполнять многочисленные повинности. Они были тяжелыми и включали барщину и уплату оброков. Юридические права сервов были во многом ограничены. Они не могли отчуждать свои держания без разрешения сеньора, были лишены права обращаться за защитой в королевский суд, не могли свидетельствовать в спорах, касавшихся несервов, и т. п. сеньоры продавали и покупали их, дарили и завещали. Часть сервов не имела даже собственного дома и находилась на положении дворовых рабов. Важной особенностью в положении сервов-держателей было то, что все ограничения их свободы, так же как и многие повинности, сохранялись за ними независимо от владения земельным держанием и передавались по наследству. Они лежали как бы на самой личности сервов, навечно связывая каждого из них с определенным сеньором. Это не означало, однако, их навечного прикрепления к наделу. Попытки такого рода, предпринятые при Карле Великом, в общем не имели успеха. В условиях сохранения значительных неосвоенных пространств и при отсутствии достаточно сильной государственной власти осуществить юридическое прикрепление не было возможно[57]. Это позволяло многим сервам при наличии благоприятных условий уходить от своего сеньора, переселившись в другую вотчину или на неосвоенные земли. И хотя такому переселению мешали и материальные трудности переезда, и необходимость выполнять на новом месте повинности прежнему и новому сеньорам одновременно, и сила привычек и традиций, игравших в ту пору особую роль, — отсутствие реального прикрепления к земле создавало немаловажные предпосылки для улучшения в будущем правового статуса многих сервов.
56
S. Fourquin. Les campagnes de la region parisienne a la fin du moyen age. Paris, 1964, p. 164, 165; R. Boutruche. Seigneurie et feodalite, t. I, 2eme ed., p, 156–159; R. Fossier. La terre…, p. 209, 219; idem. L'histoire sociale…. p. 62, 63.