Одним из таких учреждений был королевский парламент — высшая инстанция королевского суда. С середины XV в. члены парламента стали несменяемыми, с начала XVI в. они становятся фактически наследственными владельцами своих должностей, которые они покупают иногда за весьма значительную сумму. Они превращаются, таким образом, в сплоченную корпорацию привилегированных фамилий, буржуазных по происхождению, но получивших в большинстве случаев от короля дворянское достоинство.
Деятельность королевского правосудия имела огромное значение как средство усиления королевского авторитета, средство борьбы с феодальными сеньорами. Парламент как олицетворение этого правосудия сыграл крупную роль в деле территориального объединения монархии. Политическая роль парламента была закреплена традицией, которая превращалась в молчаливо признаваемое королем право парламента регистрировать королевские указы и отказывать в их регистрации в том случае, если они, по мнению этого высокого учреждения, противоречили прежним указам или обычаям страны. Это право «ремонстрации» высоко ценилось парламентом как показатель его политического значения.
Вполне естественно, что абсолютный монарх непрочь был теперь, когда дело объединения страны было завершено, освободиться от опеки подобного учреждения или по крайней мере ослабить его влияние. В связи с этим еще при Людовике XI появляется особое отделение Королевского совета, так называемый Большой совет (Grand conseil), составлявшийся из нескольких членов Королевского совета и ученых экспертов-юристов и их секретарей. Сюда король отзывал на собственное рассмотрение ряд дел из парламента. В XVI в., особенно Начиная с Франциска I и его сына Генриха II (1547–1559), королевские эвокации, т. е. перенесение дел из парламента в Большой совет по особому приказу короля, становятся особенно частыми, и короли сознательно расширяют компетенцию Большого совета в ущерб парламенту и Счетной палате, которой принадлежало по традиции право разбора судебных дел по вопросам, связанным с взиманием прямых и косвенных налогов.
Если абсолютный монарх стремится ослабити таким путем силу старых постоянных учреждений, без которых он не может обойтись, и превратить их в послушных исполнителей своей «доброй воли», то в еще меньшей степени он считается с учреждениями, периодически созываемыми. Генеральные Штаты, после того как, начиная с 1439 г., короли стали собирать налоги без их разрешения, потеряли прежнее значение. Разноголосица среди «сословий и чинов» и полное бессилие Штатов обнаружились уже в 1484 г., и после этого Штаты не созывались вплоть до 1560 г. Их частые созывы во второй половине XVI в. были прямым результатом упадка, переживаемого королевской властью. Едва она снова окрепла (при Генрихе IV), Штаты снова перестали созываться.
Те же тенденции усиления бюрократии и централизации замечаются и в местном управлении. Представители старой администрации — бальи, сенешалы, прево и губернаторы с их чрезвычайно неопределенной административно-судебной (бальи и сенешалы) и военно-административной компетенцией, вольности и автономии муниципальных учреждений, правда, не исчезают в XVI в. совсем, но постепенно оттесняются на второй план новыми учреждениями, гораздо более послушными приказаниям, идущим из центра. Губернаторы, например, назначались королем по традиции из местной знати и были военной властью в своих губернаторствах. Теперь же они дублируются лейтенантами, назначаемыми королем из своих людей и полностью зависящими от короля. В их ведении находятся отряды постоянных войск и наемников, крепостные гарнизоны и, что особенно важно, склады армейского вооружения и амуниции, включая сюда и начавшую играть важную роль в XVI в. артиллерию. К концу XVI в. в провинциях появляются и такие агенты центральной власти, как интенданты, ставшие в XVII в. всесильными исполнителями приказов из центра[142]. Наряду со старыми судебными учреждениями Генрих II насаждает (1552) в каждом судебном округе Франции, в каждом из так называемых бальяжей, президиальные суды и сразу продает 550 новых должностей советников этих судов.
Наиболее ярким показателем роста королевской власти были, однако, не судебные и не военные нововведения, а финансовая организация абсолютизма, связанная с непрерывным ростом налогов, как прямых, так и косвенных. Административно-бюрократическая машина абсолютизма уже висела тяжелым грузом на плечах податного населения. Роль абсолютизма, как охранителя привилегий господствующих классов и в то же время покровителя развивающегося капитализма, сказывалась в безмерном увеличении налогового бремени, лежащего не только на французском мужике и ремесленнике, но и на торговце и предпринимателе. Не надо забывать, что блестящее дворянское покровительство, оказываемое буржуазии и развивающемуся капиталистическому хозяйству, стоило этой торговопромышленной буржуазии весьма недешево.
142
См.: А. В. Мельникова. Интенданты провинций в системе французского абсолютизма. Автореферат канд. диссертации. М. 1951. стр. 11.