22. Святой же Сидений был так красноречив, что часто мог, не приготовясь, говорить на любую избранную тему с большим блеском и без всякого затруднения. Однажды, когда его пригласили на праздник в церковь упомянутого монастыря, и он отправился туда, у него бессовестно [45] украли книгу, по которой он обычно служил мессу. Сидоний в одно мгновение собрался с мыслями и так отслужил праздничную службу, что все присутствовавшие дивились, а стоявшим близко казалось, будто с ними говорит не человек, а ангел. Об этом мы подробнее рассказали в предисловии к той книге[138], которую мы посвятила мессам, сочиненным Сидонием. Так как Сидоний отличался исключительной набожностью и, как мы упоминали, принадлежал к числу первых сенаторов, он нередко тайком от жены уносил из дома серебряную посуду и раздавал ее бедным. Когда она узнавала об этом, она сильно его бранила, и Сидоний, выкупив посуду у бедняков, приносил ее домой.
23. И хотя Сидоний всецело был предан служению господу и вел в миру святую жизнь, против него, однако, ополчились два пресвитера, они лишили его возможности распоряжаться имуществом церкви, вынудили его вести скудный образ жизни и подвергли его, таким образом, величайшему оскорблению. Но милосердие божие не захотело оставлять эту несправедливость безнаказанной долгое время. А именно: когда один из этих негоднейших и недостойный имени пресвитера, еще вечером грозивший Сидонию выгнать его из церкви, услышал колокольный звон к утренней обедне, он поднялся с ложа, кипя злобой против божия святого, с неблагодарной мыслью выполнить то, что он задумал накануне. Но когда он вошел в отхожее место и стал отправлять свои естественные потребности, он испустил дух. А снаружи ожидал его возвращения слуга со свечой. Между тем наступил уже день, и его сообщник, то есть другой пресвитер, послал вестника с таким напоминанием: «Приходи, да не опаздывай, чтобы мы вместе исполнили то, что задумали вчера». Но так как тот, бездыханный, не давал ответа, то слуга приподнял дверную занавеску и увидел, что хозяин сидит мертвый на толчке отхожего места. Нет сомнения в том, что умерший не менее виновен, чем Арий[139], у которого также в уборной вывалились внутренности через задний проход[140], ибо когда человек не внемлет в церкви святителю божию, которому вручены овцы, чтобы пасти их, и завладевает властью, не данной ему ни богом, ни людьми, это можно понять только как ересь. С этого времени блаженный епископ был восстановлен в своих правах, несмотря на то, что еще оставался в живых один из его недругов. Случилось же после этого, что Сидоний заболел лихорадкой. Он попросил своих отнести его в церковь, И когда они его туда принесли, около него собралась толпа мужчин и женщин с детьми, они плакали и причитали: «Почему ты нас покидаешь, пастырь добрый, и на кого ты нас, сирот, оставляешь? Неужели после твоей смерти мы будем жить? Да разве найдется после тебя человек, который осолит нас солью премудрости или столь веским доводом утвердит нас в страхе господнем?». Такое и тому подобное говорил народ с великим плачем. Наконец по наитию святого духа епископ ответил: «Не бойтесь, люди, вот жив брат мой Апрункул, он и будет вашим епископом». Но они ничего не понимали и думали, что он говорит что-то в забытьи.
После смерти Сидония[141] тот, второй, оставшийся в живых, бессовестный пресвитер, обуреваемый жадностью, сразу же завладел всем церковным [46] имуществом, словно он был уже епископом. При этом он говорил:
«Наконец-то бог призрел на меня и, признавая меня справедливей Сидония, наградил меня этой властью». С гордым видом он бегал по всему городу и в первое воскресенье после кончины святого мужа приготовил пир и приказал пригласить в епископский дом всех горожан; а там, пренебрегая знатными, первым опустился на ложе[142]. Виночерпий преподнес ему чашу с вином и сказал: «О мой господин, видел я сон[143], который, если позволишь, я расскажу. В ночь на это воскресенье видел я большой дом и в доме – престол, на котором восседал как бы судия, выделявшийся среди всех своим властным видом; вокруг него стояло много святителей в белых одеждах и, кроме того, стояли бесчисленные разного рода толпы народа. И когда я в страхе созерцал это зрелище, я увидел, что вдали среди них стоит блаженный Сидоний и горячо спорит с очень близким тебе пресвитером, покинувшим этот мир несколько лет тому назад. Так как тот был побежден, его по приказанию царя заключили в холодную темницу. И после того как его увели, Сидоний второй раз выступил уже против тебя. Он говорил, что и ты принимал участие в том преступлении, из-за которого был осужден упомянутый пресвитер. Когда же судия начал старательно отыскивать в толпе кого-нибудь, чтобы послать к тебе, я стал прятаться среди других и встал сзади, думая про себя, неужели меня пошлют к тебе, так как я тебя знаю. Пока я про себя таким образом думал, все расступились, и я остался один на виду. Судия меня позвал, и я подошел ближе. Созерцая его силу и блеск, я начал шататься от страха. А он, обращаясь ко мне, говорит: «Не бойся, раб, но иди и скажи тому пресвитеру: „Приходи держать ответ, ибо Сидоний просил призвать тебя“. Ты же иди к нему без промедления, так как тот царь под строгой присягой приказал мне передать эти слова, добавив: „Если ты смолчишь, ты умрешь самой позорной смертью“». При этих словах слуги пресвитер испугался, чаша выпала у него из руки, и он испустил дух; и eго мертвого подняли с ложа и предали погребению, чтобы он вместе со своим товарищем попал в ад. Таков суд, совершенный на этом свете господом над вероломными клириками; так что один из них умер смертью Ария, другой же, как Симон Волхв[144], упал прямо в пропасть с вершины своей гордыни, пораженный речью святого апостола. Нет сомнения в том, что они оба находятся в преисподней, ибо оба совершили преступление против своего святого епископа.
138
Об
139
140
142
143
144