Принцу подарили маленький барабан, и придворные с удовольствием замечали, что, вопреки всегдашней его молчаливости и {17} мирному расположению духа, маленький Фридрих находил особенное удовольствие выбивать на своем барабанчике дроби и марши. Однажды королева дозволила ему это упражнение в своих покоях. Сестра его была тут же со своими игрушками. Ей, наконец, надоел барабанный бой и она попросила брата покатать ее кукол в колясочке или поиграть с ней цветами. Но принц, который обыкновенно уступал просьбам сестры, на этот раз принял важный вид и пресерьезно ответил ей: "Выбивать дроби мне нужнее, чем катать тряпки и забавляться цветами". Это замечание малютки показалось королеве столь забавным, что она тотчас же позвала короля, и он был весьма обрадован воинственными наклонностями, которые открывались в его сыне.
Король любил проводить время в кругу своего семейства. Любовь его к детям обнаруживалась в том, что он часто сам принимал участие в их играх. Однажды старый генерал Форсад вошел в покой короля без доклада, в то самое время, когда он играл с принцем в мячик. "Форсад, -- сказал король, -- ты сам отец и знаешь, что и королю надо иногда быть ребенком, чтобы забавлять королевских детей".
Выше уже было замечено, что королева имела особенную наклонность к благотворительности. Это свойство души своей она старалась передать и своим детям. Принца она рано посвятила в прекрасную должность раздатчика своей милостыни. Бедные, которые с упованием на ее милосердие обращались к ней, были ею всегда отсылаемы к наследнику, который раздавал им щедро деньги и подарки. Может быть, это было следствием дальновидной политики королевы, которая заранее желала приковать сердца народа любовью к будущему монарху. Во всяком случае, прекрасный этот обычай делает честь ее сердцу. Он имел благодетельные последствия на нрав молодого принца: сызмала показал он уже, как живо к душе его привилось чувство сострадания и милосердия.
В первые годы своего супружества король и королева имели обыкновение каждое лето ездить в Ганновер, навещать отца королевы. С третьего своего года наследник сделался участником этих путешествий. В Тангермюнде король всегда останавливался на несколько часов для совещаний с чиновниками, которым было поручено управление этой провинцией. При этом собиралась большая часть жителей города, чтобы видеть наследного принца, которому королева дозволяла выходить к народу. {18}
Однажды он попросил у одного из зрителей свести его к булочнику. Тут он проворно расстегнул свой кошелек и высыпал все сбереженные им деньга, прося булок, сухарей, пряников и сахарных кренделей. Часть покупки он взял сам, остальное должны были нести за ним слуги и его провожатые. Потом он обратился к народу и начал обделять хлебом и сухарями бедных, стариков и детей. Обрадованные родители видели все из окон ратуши, в которой остановились, и чтобы продлить удовольствие принца, приказали принести ему новый запас. Каждый год, до двенадцатилетнего возраста, принц повторял раздачу хлеба в Тангермюнде и всегда, за несколько месяцев до отъезда в Ганновер, начинал уже копить карманные деньги, которые по временам ему выдавались. После вступления на престол Фридрих часто вспоминал это время и говорил, что в Тангермюнде он впервые узнал, что значит любовь народная и как приятно видеть слезы благодарности на глазах старцев и детей.
{19}
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Детство
Младенчество Фридриха кончилось с седьмым его годом, где кончается и женское его воспитание. Место нянек и надзирательниц заступили воспитатель его генерал-лейтенант граф Финкенштейн и надзиратель полковник Калкштейн. Сыновья этих почтенных граждан и родственные принцы дома бранденбургского сделались товарищами его игр и воспитания. Детская привязанность принца к сыну графа Финкенштейна перешла впоследствии в чувство искренней дружбы, и Фридрих, сделавшись королем, возвысил товарища детства в звание кабинет-министра.
Король дал обоим воспитателям подробную инструкцию, которой они должны были следовать при воспитании принца. Первая статья инструкции была следующая -- "внушать ему чистую веру в промысел и в суд будущей жизни, чтобы благоговение перед Творцом и страх Божий сопровождали все его помыслы и дела: это единственное средство удержать его в пределах правды и человеколюбия". {20}
В остальных статьях инструкции король поручал развить в принце уважение к королевской власти и доверие к нему: истреблять в нем дух гордости и высокомерия, напоминая ему, что он вознесен на высочайшую ступень в государстве для того только, чтобы нести тяжкую заботу о благе подданных; вселять в него отвращение к лести и презрение к льстецам, показывая ему, что фимиам их есть дым, возжигаемый своекорыстием и низкими видами тщеславия. Он строго приказывал приучать заранее принца к смиренномудрию, к кротости и ласковости, к бережливости и порядку и к собственному обслуживанию каждого дела. Что касается до умственного образования, инструкция указывает только на необходимые знания в практической жизни. По латыни обучать принца было совсем запрещено, зато особенное внимание было обращено на изучение французского и немецкого языков и на ясный, разборчивый почерк.
В преподавании истории приказано было обращать особенное внимание на события в царствующем доме и преимущественно на те, которые могли пояснить тогдашнее положение государств и отношения их к Пруссии. Над развитием телесных сил было велено наблюдать со вниманием, не изнуряя, впрочем, принца непосильными ему занятиями. "В особенности, -- гласит инструкция, -- вы должны стараться внушить принцу любовь к военному делу и убедить его в мысли, что ничто на свете не доставляет монархам более чести и славы, как добрая шпага: в ней надо искать прочной безопасности отчизны".
Собственно наукам обучал принца француз Дюган, который еще в молодые годы убежал из Франции и нашел приют в Бранденбурге. Король познакомился с ним в траншеях, при осаде Стральзунда в 1715 году. Дюган имел большое влияние на умственное развитие Фридриха, на логическое направление его идей: он {21} руководствовал его при первом мышлении и в выборе первых книг для чтения. Ему Фридрих обязан знанием всемирной истории и французской литературы. Немецкая словесность была в то время в совершенном упадке, тогда как французская достигала высшей степени силы и славы. В образцовых произведениях последней душа Фридриха почерпала обильную пищу, тем более, что от первой своей воспитательницы он научился владеть французским языком гораздо лучше, чем своим родным. Фридрих уважал и любил Дюгана до самой его смерти.
Изучение латинского языка было запрещено Фридриху королевской инструкцией, как мы выше видели. Но Фридрих впоследствии сам часто говорил, что в детстве имел учителя латинского языка -- с позволения короля или нет, неизвестно.
Раз, говорил он, король вошел в комнату в то время, когда учитель начал переводить некоторые статьи из знаменитого уложения "золотой буллы". {22}
-- Что ты делаешь? -- спросил король.
-- Перевожу красоты из aurea bulla, Ваше Величество! -- ответил учитель.
-- Aurea bulla? -- вскричал раздраженный король. -- Вот моя булла, -- продолжал он, подняв свою камышовую трость, -- если ты не хочешь испытать ее красоты, то убирайся вон отсюда!
Ментор, кажется, слишком хорошо постиг чувствительную сторону этого красноречивого изречения и поторопился исполнить желание монарха. Тем латинское образование Фридриха и кончилось: далее переплета "золотой буллы" он не пошел.