В ее искреннем энтузиазме есть что-то тревожащее.
— Значит, она беременна? — спрашиваю я.
— Она будет, — говорит мама. — Очень скоро.
Мы едем остаток пути в тишине.
Перед Дворцом Пера имеется озеро с лебедями — великолепными, белоснежными созданиями, которые мирно плавают, не подозревая о моих личных мучениях. Теперь я им завидую. Их не заставляют жениться в нежном девятнадцатилетнем возрасте.
Во Дворце Пера все напоминает о птицах. Все. Лампы, вазы, картины, подсвечники, подушки… даже люстра в столовой выполнена в форме сотен ласточек в полете. Концы вилок сделаны в виде голов диких уток.
Леди Пера бурно нас приветствует, целуя Мать в обе щеки и милосердно пожимая мне руку. Корал выглядит очень хорошенькой в бледно-розовом одеянии, ее завитые белокурые волосы ниспадают на спину и на плечи.
Обед проходит неплохо, лучше, чем я ожидал, потому что в основном говорят Мать и Леди. И еще потому что они подают жареного фазана — одного из моих любимых, в сливовом соусе и с пюре — поэтому, если мне позволено есть и не разговаривать, я полностью доволен. Корал откусывает мелкими кусочками и каждый раз вытирает рот салфеткой. Я продолжаю на нее поглядывать, размышляя, каково будет ее целовать. У меня не появляется никаких сильных эмоций, кроме умеренного любопытства.
— Но Перл, его репутацию нельзя не учитывать, — говорит Леди Пера.
— У твоей дочери тоже есть репутация, — парирует Мать.
— Мне нравится, когда они говорят о нас, будто нас тут и нет, — шутливо говорю я Корал. Ее глаза расширяются, и она быстро кладет в рот идеальный кусок фазана и картофеля, а затем вытирает губы салфеткой. — Ты пропустила пятно, — шепчу я, и, можно подумать, будто я сказал ей, что у нее выросла бородавка — она начинает вытирать рот с удвоенной яростью. — Прости, уже все, — говорю я, переводя внимание на свою тарелку.
Думается, я могу исключить чувство юмора из списка ее потенциальных достоинств.
— И какая же репутация у моей дочери? — требовательно спрашивает Леди Пера.
— Она простушка, — небрежно говорит Мать, делая большой глоток вина. — Она… ничем не выделяется.
— Она красива.
— О, я вас умоляю. Как и мой сын.
— С ней приятно находиться рядом.
— Правда? — Мать приподнимает бровь и смотрит на Корал, которая уменьшается на несколько дюймов на своем стуле. Не могу ее винить, она не росла под этим взглядом. — Я не вижу ничего особенно приятного в ее компании. Она так же безмолвна, как и птицы, плавающие в вашем пруду снаружи.
— Она…
— Лапис, давай не будем заниматься этими утомительными обсуждениями того, чье потомство привлекательнее. Мы обе знаем, что я выиграю в этом споре. Мой Дом — Дом-Основатель. Союз будет выгоден вам, не мне. Я выбрала вас для воссоединения с моей семьей. Ваши внуки будут следующими Графом или Графиней Дома Озера. Что еще тут обсуждать?
— Курфюрстина, — говорит Леди Пера. — Ты знаешь, что она… чувствует к тебе.
Леди Пера храбрее, чем я думал. Я бы никогда не упоминал Курфюстину при Матери. Корал застыла на своем стуле, двигая только глазами — то на одну, то на другую женщину.
Мать смеется высоким злобным смехом. — Думаешь, я боюсь этого ничтожества из Банка?
Корал роняет свою вилку и вздыхает. Мать поворачивается к ней.
— Да, — говорит она. — Я называю ее ничтожеством из Банка. Она меня не пугает. Ты боишься меня, дитя?
Корал молча кивает. Мать усмехается.
— Хорошо. — Она поворачивается к Леди Пера. — Я довольна этой парой, если и вы тоже. Это укрепит и ваш Дом, и…, — она явно колеблется, — …мой. Она снова обращается к Корал. — Что ты думаешь, дорогая моя? Хотела бы стать следующей Герцогиней Озера?
— О… о да, Ваша Милость. Очень даже, Ваша Милость. — Голова Корал кивает вверх-вниз, будто она на веревке.
— Можно ли мне выразить свое мнение по данному вопросу? — спрашиваю я.
— Нет, — отвечает Мать, даже не взглянув на меня. Она встает, а я запихиваю последний вкусный кусок фазана в рот, прежде чем она хватает меня за локоть и толкает к двери.
Она очень драматично останавливается и говорит, — Мы будем ждать ответа на наше предложение до 11 часов вечера этого дня. Опоздаете — предложение будет расторгнуто.
Я адресую Корал что-то вроде виноватого кивка, прежде чем Мать выталкивает меня за дверь.
— Ты и твоя проклятая репутация, — бормочет она, пока шофер открывает дверь автомобиля. Я знаю, что мы думаем об одном — все могло быть гораздо хуже. Все, что известно Жемчужине — это то, что я взбалмошный королевский тусовщик. Если бы кто-то из них наложил лапы на историю с Циан… мне пришел бы конец. Меня бы даже дочь Дома Пера не захотела.