— Тогда зачем ты попросил меня о помощи? — говорю я.
Он вздыхает. — Я не просил. Я шантажировал.
Верно. Я давлю на глаза костяшками пальцев.
— Люсьен, что такого важного в этой девушке? Почему ты так о ней заботишься?
— Почему ты так думаешь?
— Помимо того факта, что ты заставил меня следить за ее каждым передвижением?
— Ты проделал посредственную работу, в лучшем случае. И если я слежу за кем-то, это не значит, что я забочусь о них. Ты даже представить не можешь, за сколькими людьми я слежу. Почему ты думаешь, что эта девушка чем-то отличается?
— Твое лицо сегодня, — говорю я в лоб. — Когда она истекала кровью и… плакала. Это было очевидно.
Очередная пауза. На этот раз она затянулась, и я уже не могу терпеть.
— У них есть имена? У суррогатов, я имею в виду, — говорю я. — Откуда они появляются?
— Они из Болота, — отрывисто говорит он. — Безусловно, ты знаешь об этом. И да, у них есть имена.
— У всех? — Как только вопрос слетает с моих губ, я жалею, что его задал.
— У всех.
— Ну и как ее зовут тогда?
Люсьен раздражается. — Почему тебя это волнует, Гарнет из Дома Озера, наследник Графини, член Дома-Основателя?
— Не бросайся мне тут титулами. Это не я.
— Правда? Тогда просвети меня, пожалуйста. Скажи мне, кто ты. Скажи мне, что ты заслуживаешь знать ее имя.
— Заслуживаю? — Я встаю, мой пульс учащается. — Ты говоришь мне, что я не заслуживаю знать имя какого-то суррогата?
— Именно это я тебе и говорю. Ты делишь людей на две группы — члены королевской семьи и все остальные. Ты когда-нибудь пытался задуматься, что «все остальные» чувствуют по вашему поводу? Что они — люди со своими собственными правами, надеждами, мечтами и чувствами? И что они превосходят вас в численности по крайней мере в десять раз?
Я не знаю, что на это сказать. Потому что он прав.
— Ты знаешь, что происходит с суррогатами, Гарнет? — продолжает Люсьен, и его голос становится похожим на змеиный шепот.
— Они… они делают королевских детей, — запинаюсь я.
— А затем?
Я сомневаюсь. — Я не знаю.
— Они умирают. Все. До. Единой. Деторождение для них смертельно.
Я вынужден повторить последнее предложение в своей голове больше трех раз, прежде чем я его понимаю.
То есть все до единой девушки, которых я видел на поводке, на балах или молча сидящих за обеденным столом… они все мертвы.
— Это… это не может быть правдой. Почему… как такое могло случиться?
Это вызывает откровенный смех у Люсьена. — Ты когда-нибудь вообще думал о суррогатах, пока я тебя не попросил присматривать за одной из них? Не мог бы ты описать одну из них, кроме Вайолет?
— Вайолет? — говорю я.
Тишина.
— Ее зовут Вайолет? — спрашиваю я снова более приказным тоном.
— Да, — неохотно отвечает Люсьен.
— Ох. — Вайолет. Вайолет играет на виолончели. Аннабель заботится о Вайолет. Теперь это ощущается по-другому, когда я это так произношу. Суррогата зовут Вайолет.
Если у Вайолет моя сестренка, то Вайолет умрет.
— Так… что за план? Ты пытаешься найти для нее какой-то способ родить ребенка и выжить?
— Нет.
— Тогда что? Ну же, Люсьен. Пожалуйста. Доверься мне.
Ожидание его ответа кажется бесконечным.
— Могу ли я? — спрашивает он наконец. — Какое обещание ты можешь дать, чтобы я был уверен?
Я упорно задумываюсь на мгновение. Люсьена не волнуют деньги, драгоценности или что-то подобное. Кажется, его волнуют люди.
— Я клянусь Аннабель, — говорю я. — Если я сделаю что-то, что принесет суррогату неприятности, она будет наказана в десятикратной мере. А я никогда не причинил бы ей боль.
— Хм. — Люсьен, кажется, впечатлен. После небольшой паузы, он говорит, — Я принимаю обещание.
— Здорово, так что за план?
— План, — драматично говорит он, — вызволить ее из Жемчужины.
Глава 9
Его план безумен. Невозможен.
Это Люсьен, поэтому естественно он не рассказал мне о подробностях, но он в жизни не сможет увести ее из дома моей матери. И все же я пытаюсь придумать способ, с помощью которого он смог бы это сделать. Вывести ее через тоннели для слуг? Похитить на Зимнем Балу? Спрятать в ящике для доставок?
И он не расскажет мне, куда он ее направляет и что планирует с ней делать, как только она выберется. Он, должно быть, самый невозможный человек из всех, кого я когда-либо встречал.
Вайолет несколько дней остается в постели после выкидыша — Люсьен сам сказал мне о том, почему у нее было столько крови. Я не знал, что беременность может быть настолько опасной. Когда она наконец покидает комнату, я вижу ее только, когда она гуляет в саду. Через одно из окон наверху я наблюдаю, как она блуждает между рядами аккуратных кустов. Кажется, ей нравится западная стена; по крайней мере, она всегда направляется в ту сторону. Затем она пропадает в более заросших частях сада или в лабиринте из живой изгороди.
Тем временем мои возможности смотреть за ней иссякают все больше и больше. Свадебные планы вступают в полную силу. Мать решила, что теперь я должен быть включен в каждый этап этого процесса, будто женитьба сама по себе еще не наказание. Меня заставляют сидеть на бесконечных демонстрациях фарфора (Корал, наверное, потеряла бы сознание от удовольствия), дегустациях еды (это не так уж плохо), и Мать настаивает, чтобы я помогал ей с постоянно меняющейся рассидкой гостей.
Меня и Корал заставляют присутствовать на различных обедах, чаепитиях, ужинах, иногда с нашими матерями, а иногда без них. Узнать ее немного получше перед свадьбой, конечно, хорошо, но в то же время отвратительно, просто потому что она не такая интересная.
Мать договаривается с портным, чтобы тот пришел и начал работать над моим смокингом, на один из дней после обеда. Я, конечно же, сперва немного брожу по библиотеке, просто чтобы быть уверенным, что опоздаю. Пока я слоняюсь между рядов, наполненными скучными историями разных Курфюстин и Курфюстов, до меня доносится пара голосов — Карнелиан и другой девушки. Мой пульс учащается, и я подхожу ближе.
— Я ничего не задумала, — говорит другая девушка, и я знаю, что это, должно быть, Вайолет. Никогда не слышал, как она разговаривает, но что-то в этом голосе похоже на нее. — Мне просто… нравятся книги.
Я слышу, как Карнелиан фыркает. — Ну да, — говорит она. — Посмотрим.
Я не собираюсь дать ускользнуть возможности поговорить с девушкой, за которой я смотрел почти два месяца.
— Какие-то проблемы, дамы? — спрашиваю я. Они обе выглядят напуганными, когда я появляюсь из-за полок.
— Что ты здесь делаешь? — спрашивает Карнелиан. — Я думала, у тебя примерка смокинга.
Мое лицо принимает одно из своих лучших удивленных выражений. — Правда? Полностью выскочило из головы. — Я осматриваю Вайолет сверху вниз. Она, кажется, нервничает, хотя любой был бы нервным, если Карнелиан загнала в угол. — Мучаешь суррогата, кузина? Сделай так, чтобы Мать тебя не поймала.
Странно теперь называть ее суррогатом, когда я знаю ее имя.
— Я ее не боюсь, — говорит Карнелиан, вздергивая подбородок.
— Нет, боишься, — говорю я. — Эй, а где этот компаньон, которого она тебе купила? Слышал, ты от него никогда не отходишь.
Ее лицо становится красным, и выглядит так, будто она может расплакаться. Она с презрением смотрит на Вайолет, словно Вайолет виновата в том, что компаньона нет рядом, затем разворачивается на каблуках и уносится прочь.
Так или иначе, мне удалось поговорить с Вайолет наедине. Я так горжусь собой, хоть это была и случайность. Интересно, знает ли она о своей судьбе, что она должна умереть, дав моей Матери то, что та хочет. Интересно, что она думает о Люсьене, если он тоже скармливает ей сведения лишь маленькими порциями.