- Долой папу, долой папистов!
Милорд обернулся и снова оказался лицом к лицу с толпой.
- Боже, спаси короля! - воскликнул он на самых высоких нотах своего голоса. - Кто смеет оскорблять религию короля? Смотри ты, дубленый псалмопевец, не будь я судьей графства, если не засажу тебя в тюрьму! Парень попятился, и милорд с честью покинул поле битвы. Но как только улегся переполох, вызванный этим маленьким событием, и краска сошла с лица милорда, он вернулся к обычному своему флегматическому расположению духа; играл с собачкой и зевал в ответ на обращенные к нему речи миледи.
Эта толпа была лишь одною из многих тысяч подобных толп, которые бродили в те времена по всей стране, шумно требуя оправдания семи епископов, только что перед тем осужденных, но обо всем этом маленький Гарри Эсмонд тогда еще не знал ничего. В Хекстоне началась судебная сессия, и в гостиницу "Колокол" съехалась вся окрестная знать; слуги милорда облачились в новые ливреи, а Гарри - в синее, шитое серебром платье, которое надевал лишь в торжественных случаях; к милорду то и дело подходили различные джентльмены и беседовали с ним; а один судья в красной мантии, весьма важное, должно быть, лицо, особо был любезен с ним и с миледи, разряженной в пух и прах. Гарри запомнилось, что платье на ней было со шлейфом, который поддерживала одна из ее наперсниц. Вечером в большой зале "Колокола" был бал, и Гарри смотрел на танцы вместе с другими юными джентльменами из окрестных дворянских семейств. Один из них стал насмехаться над его ушибленным картофелиной глазом, который почернел и весь распух, а другой назвал его ублюдком, из-за чего у них с Гарри вышла потасовка. Случился там поблизости кузен милорда, полковник Эсмонд из Уолкота, высокий, плечистый джентльмен с приятным, добродушным лицом; он и рознял юных противников. Мальчик не знал тогда, как скоро жизнь полковника Эсмонда окажется связанной с его собственной и сколь многим он будет ему обязан.
Родственники не питали друг к другу особой нежности. Миледи готова была чернить полковника Эсмонда, не щадя языка, по причинам, на которые намекалось выше, но о которых Генри Эсмонд в том возрасте едва ли мог догадываться.
Вскоре после того милорд и миледи отправились в Лондон вместе с мистером Холтом, не взяв, однако, с собою пажа. Мальчик остался в большом каслвудском доме один, или, вернее, вдвоем с домоправительницей, миссис Уорксоп, пожилою леди, которая приходилась дальнею родней хозяевам замка, и хотя держалась протестантской веры, но была непоколебимой тори и лоялисткой, как и все Эсмонды. Он брал уроки у доктора Тэшера, когда тот бывал дома, но и у доктора в ту пору дела было хоть отбавляй. Повсюду росли тревога и смута, и даже в тихую деревушку Каслвуд явилась однажды из города толпа с намерением перебить стекла в каслвудской капелле, но жители деревни и даже старый Сиврайт, кузнец-республиканец, вышли им навстречу, чтобы помешать этому, потому что миледи хоть и была паписткой и отличалась разными чудачествами, но с арендаторами обходилась хорошо, и для каслвудской бедноты в замке всегда было вдоволь мяса, теплых одеял и лекарств.
Большие перемены совершились в государстве, пока милорд и миледи находились в отсутствии. Король Иаков бежал, голландцы шли на Англию; немало страшных историй о них и о принце Оранском рассказывала старая миссис Уорксоп маленькому пажу в часы досуга.
Ему пришлась по душе одинокая жизнь в большом доме; к его услугам были все собрания пьес, которые можно было теперь читать, не опасаясь плетки патера Холта, и сотни ребяческих занятий и развлечений, в комнатах и на дворе, в которых время проходило весело и незаметно.
Глава V
Мои домашние участвуют в заговоре в пользу реставрации короля Иакова Второго
Как-то бессонной ночью - спать ему не давали мысли о верше для угрей, поставленной накануне, - мальчик лежал в своей постели, дожидаясь часа, когда отопрут ворота замка и можно будет вместе с приятелем по имени Джон Локвуд, сыном привратника, побежать к пруду и посмотреть, что им послала судьба. Джон должен был разбудить его на рассвете, но охотничий пыл давно уже сыграл ему утреннюю зорю, так давно, что ему казалось, будто день никогда не наступит.
Шел, должно быть, пятый час, когда он услышал скрип отворяемой двери и чей-то кашель в коридоре. Гарри вскочил, решив тотчас же, что это разбойник, а быть может, надеясь встретить привидение, и, распахнув свою дверь, увидел, что дверь капеллана раскрыта настежь, в комнате горит свет и на пороге, в клубах дыма, вырывающихся в коридор, стоит мужская фигура.
- Кто тут? - крикнул мальчик, смелый от природы.
- Silentium! {Молчание (лат.).} - послышался шепот. - Это я, дитя мое.
И Гарри, протянув вперед руку, без труда признал своего наставника и друга, патера Холта. Окно, выходившее во двор, было задернуто занавесью, и, войдя в комнату, Гарри увидел, что дым поднимается от груды бумаг, ярким пламенем горевших на жаровне. Наскоро приласкав и благословив мальчика, обрадованного нечаянной встречей с учителем, патер продолжал жечь бумаги, которые он доставал из потайного шкафа в стене над камином, никогда прежде не виденного юным Эсмондом.
Заметив, что внимание мальчика тотчас же приковалось к этому тайнику, патер Холт рассмеялся.
- Ничего, ничего, Гарри, - сказал он. - Верный ученик чародея все видит и обо всем молчит. В твоей верности я не сомневаюсь.
- Я знаю только, что пошел бы на казнь для вас, - сказал Гарри.
- Твоя голова мне не нужна, - сказал патер, ласково поглаживая эту голову. - Все, что от тебя требуется, это держать язык за зубами. А теперь сожжем все эти бумаги и никому не будем говорить об этом. Не хочешь ли прежде прочитать их?
Гарри Эсмонд покраснел и опустил голову; должно признаться, что он уже заглянул, не размышляя, в лежавшие перед ним бумаги; но хоть он хорошо видел их, однако же не мог понять ни слова, ибо строчки, выписанные разборчиво и четко, не содержали никакого смысла. Вдвоем они сожгли все документы и выколотили золу из жаровни, чтобы и следа от них не осталось.
Гарри привык видеть патера Холта в самых разнообразных одеждах - для папистского духовенства было небезопасно и неразумно появляться в подобающем сану облачении; и потому он нимало не удивился, когда патер предстал перед ним в платье для верховой езды, ботфортах из буйволовой кожи и шляпе с пером, простой, но вполне подходящей для джентльмена.
_ Итак, ты уже знаешь тайну стенного шкафа, - смеясь, продолжал мистер Холт. - Приготовься же узнать и другие тайны. - И с этими словами он отворил на этот раз не потайной шкаф, но простой гардероб, который обычно бывал заперт на ключ и из которого теперь он вынул разную одежду, два или три парика неодинакового цвета, парочку отличной работы шпаг (патер Холт мастерски владел шпагой и во время своего пребывания в Каслвуде каждодневно упражнялся в этом искусстве со своим учеником, который вскоре достиг в нем значительных успехов), военный мундир, плащ и крестьянскую блузу и все это положил в углубление над камином, откуда только что доставал бумаги.