Об этих двух письмах, как и об остальном содержимом подушки, Гарри Эсмонду рассказал впоследствии полковник Фрэнк Эсмонд, тогда уже виконт Каслвуд; последний, когда ему показали это письмо, от души порадовался - и не без оснований, - что не принял участия в заговоре, который оказался столь роковым для многих замешанных в нем. Но в то время как происходили все эти события, мальчик, разумеется, ничего не понимал, хоть и был очевидцем многому; он мог лишь догадываться, что его покровитель и его госпожа попали в какую-то беду, по причине которой первому пришлось обратиться в бегство, а вторая была арестована людьми короля Вильгельма.
Завладев бумагами, спрятанными в подушке, офицеры продолжали свой обыск, но уже без особой тщательности. Они направились в комнату мистера Холта, следуя за учеником доброго патера, который, помня данные ему наставления, показал им место, где хранился ключ, отпер дверь и пропустил их в комнату.
Увидя полуистлевшие листки, они тотчас же радостно ухватились за эту добычу, и юного проводника немало позабавило озадаченное выражение, появившееся на их лицах.
- Что это такое? - спросил один.
- Написано на чужом языке, - сказал стряпчий. - Чему ты смеешься, щенок? - добавил он, поворотись к мальчику, который не мог сдержать улыбки.
- Мистер Холт говорил, что это проповеди, - сказал Гарри, - и велел мне сжечь их (что, впрочем, было чистой правдой).
- Проповеди? Как бы не так! Готов поклясться, что это доказательства измены! - вскричал стряпчий.
- Черт возьми! Для меня это все равно что китайская грамота, - сказал капитан Уэстбери. - Можешь ты прочесть, что тут написано, мальчик?
- Да, сэр, я немного знаю этот язык.
- Тогда читайте, сэр, да только, смотрите, по-английски, не то худо будет, - сказал стряпчий.
И Гарри принялся переводить:
- "Не сказал ли один из сочинителей ваших: "Дети Адамовы трудятся ныне, как некогда трудился он сам, у древа познания добра и зла, сотрясая ветви его в надежде достигнуть плода, а древом жизни пренебрегая". О, слепое поколение! Ведь именно древо познания, к которому привел вас змий..." - Тут мальчику пришлось остановиться, так как конец страницы был уничтожен огнем; и, обращаясь к стряпчему, он спросил: - Читать еще, сэр?
Стряпчий сказал:
- Мальчик не так прост, как кажется; кто знает, не смеется ли он над нами?
- А мы сейчас позовем Ученого Дика, - воскликнул, смеясь, капитан и, выглянув в окно, окликнул проходившего мимо солдата: - Эй, Дик, ступай-ка сюда, нам нужна твоя помощь!
На зов явился плотного сложения человек с широким добродушным лицом и отсалютовал своему начальнику.
- Скажите нам, Дик, что здесь написано? - обратился к нему стряпчий.
- Моя фамилия - Стиль, сэр, - сказал солдат. - Я Дик для моих друзей, но среди них я не знаю ни одного, который принадлежал бы к вашему сословию.
- Хорошо, Стиль.
- Мистер Стиль, будьте добры, сэр. Когда вы говорите с джентльменом, состоящим на службе в конной гвардии его величества, потрудитесь обходиться без фамильярностей.
- Я не знал, сэр, - сказал стряпчий.
- Откуда же вам знать! Вы, я полагаю, не слишком привыкли иметь дело с джентльменами.
- Полно болтать, прочти-ка лучше вот это, - сказал Уэстбери.
- Написано по-латыни, - сказал Дик, кинув взгляд на обгорелые листки и снова салютуя своему начальнику, - и взято из проповеди мистера Кэдворса. Тут он перевел отрывок почти слово в слово так, как это сделал Генри Эсмонд.
- Вот ты какой ученый, - сказал капитан мальчику.
- Верьте мне, он знает больше, чем говорит, - сказал стряпчий. - Я думаю, не прихватить ли нам его в карете вместе со старой Иезавелью.
- За то, что он перевел нам страничку латыни? - добродушно спросил капитан.
- Мне все равно, куда ни ехать, - сказал Гарри Эсмонд просто и искренне. - У меня никого нет.
Было, должно быть, что-то трогательное в голосе мальчика и в этом бесхитростном признании своего одиночества, ибо капитан бросил на него взгляд, исполненный ласкового сочувствия, а капрал, чья фамилия была Стиль, ласково положил ему руку на голову и произнес несколько слов по-латыни.
- Что он говорит? - спросил стряпчий.
- Да спросите вы у него самого! - воскликнул капитан.
- Я сказал, что и сам знавал в жизни горе и научился помогать в беде другим, а это не по вашей части, мистер Бумажная Душа, - сказал капрал.
- Не советую вам связываться с Ученым Диком, мистер Корбет, - сказал капитан. А Гарри Эсмонд, в ком ласковый взгляд и ласковые слова всегда встречали живой отклик, исполнился благодарности к своему неожиданному заступнику.
Меж тем заложили лошадей, и виконтессу, спустившуюся вместе с Виктуар вниз, усадили в карету. Француженка, которая обычно с утра до вечера бранилась с Гарри Эсмондом, при прощании расчувствовалась и назвала его "ангелочком", "бедным малюткой" и еще дюжиной ласковых имен.
Виконтесса протянула ему свою костлявую руку для поцелуя и призвала его вечно хранить верность дому Эсмондов.
- Если с милордом приключится недоброе, - сказала она, - его преемник не замедлит отыскаться, и у него вы найдете защиту. Узнав о моем положении, они не посмеют обратить свою месть на меня. - И она с жаром поцеловала образок, который носила на шее, а Гарри ровно ничего не понял из ее слов и лишь много времени спустя узнал, что даже тогда, на старости лет, она все еще надеялась, с благословения святых и при содействии ладанок с мощами, подарить род Эсмоидов наследником.
Гарри Эсмонд в то время был еще очень юн, и едва ли можно было ожидать, чтоб он был посвящен в политические тайны своих покровителей; поэтому офицеры задали ему лишь несколько вопросов, в на эти вопросы мальчик (который был мал ростом и казался много моложе своих лет), отвечал с осторожностью, стараясь показаться еще менее осведомленным, чем был на самом деле, чему допросчики охотно поверили. Он ни словом не обмолвился о скрытом механизме окна и о тайнике над камином; и то и другое осталось незамеченным.