Естественно, человек, занимавший такое положение, какое занимал Эратосфен, способен был без колебаний назвать точные размеры своего обитаемого мира. Он пишет, что длина его от Западного океана до Восточного составляет 7800 миль; остальные две трети этого пояса занимает море. Ширина обитаемого мира, от Коричной земли на юге до острова Туле на севере, равняется 3800 миль.
Страбон обвинил Эратосфена в том, что тот преувеличил протяженность обитаемого мира с востока на запад, чтобы подогнать его размеры под общепринятую концепцию, которая требовала, чтобы длина обитаемого мира больше чем в два раза превосходила его ширину. Страбон считал, что Эратосфен добавил к Европе выступ на запад, за Геркулесовы столпы, «который лежит за Иберией и выступает на запад». Он добавил также несколько мысов, в частности мыс Остимиан (полуостров Бретань или, более конкретно, Пуан-дю-Ра), и прилегающие острова, самым внешним из которых был Уксизаме (Уэссан), лежавший, по утверждению Пифея, за Геркулесовыми столпами на расстоянии трех дней пути. На такое беззастенчивое раздувание размеров обитаемого мира Страбон возражал, что все эти места на самом деле лежат к северу, а не к западу от столпов и относятся к Кельтике, а не к Иберии, «а скорее всего они – просто изобретение Пифея».
Кроме разделительной линии восток—запад, Эратосфен ввел еще и линию север—юг, под прямым углом к первой, – меридиан, проведенный через город Александрию. На крайнем юге этот меридиан пересекал параллель Коричной страны, Тапробана и острова Беглых Египтян. Оттуда к северу он шел через Мероэ, Александрию, Родос, Византий, устье Борисфена (Днепра) и продолжался до параллели Туле; он пересекал всю ширину обитаемого мира в 3800 миль. Страбон готов был принять названные Эратосфеном расстояния между всеми этими пунктами, за исключением одного – расстояния от Борисфена до Туле; он объяснил это тем, что единственным авторитетом по Туле и его местоположению является небезызвестный «архифальсификатор» Пифей.
К большому сожалению Страбона, Эратосфен, добавляя к своей карте мира новые линии для разделения его на удобные куски, никогда не был слишком аккуратным, да и законы геометрии соблюдал не всегда. Он проводил свои параллели через знакомые места вроде Мероэ, Александрии и Родоса, вместо того чтобы проводить их на равном расстоянии от равноденственной линии и летнего тропика. Более того, создается впечатление, что свои разделительные линии север—юг (меридианы) он проводил так, как душе его было угодно – практически без всяких реальных оснований. Всего Эратосфен провел на разных расстояниях девять таких линий – он продлил их от первоначальной параллели на север и юг через знакомые места, начиная с Уксизаме и Священного мыса на западе через Геркулесовы столпы (ныне Гибралтарский пролив), Сицилию, Родос и Борисфен, Евфрат, устье Персидского залива, устье Инда, загадочный полуостров Тамарум (Тамус) на восточной оконечности гор Тавр и полуостров Кониаки (мыс Коморин). Проводя меридианы, Эратосфен вынужден был делать предположения, и вот они-то оказались не слишком удачными. Страбон не доверял указанным Эратосфеном расстояниям между меридианами; несмотря на то что Гиппарх позже предположил, что ситуацию могло бы разрешить одновременное наблюдение лунных затмений в разных точках обитаемого мира, и Эратосфен, и другие думающие люди понимали, что не существует устройства, которое позволило бы сколько-нибудь точно отмерять часы, минуты и секунды. Не существовало и способа провести одновременные наблюдения в двух далеко отстоящих друг от друга точках. «То, какими вещи кажутся на глаз, – пишет Страбон, – и согласие всех наблюдателей больше достойны доверия, чем любой инструмент». Возможно, в кругу знакомых Страбона дело обстояло именно так. Он считал, что гораздо надежнее оценивать расстояния с востока на запад по сходству или различию преобладающих ветров; может помочь также сравнение положения звезд на небе.