Город и деревня теперь постепенно начали смыкаться – самыми важными факторами этого процесса были рыночные отношения, государственное управление, железные дороги, налоги, всеобщая воинская повинность и обязательное школьное образование. Тем не менее деревня и в ХX веке оставалась своеобразным миром, с четкой и почти непреодолимой социальной иерархией, небольшими возможностями для социальной мобильности, высокой степенью социального контроля и социальной культурой, сформированной традиционными нормами[19].
Если мы посмотрим на социальную структуру вильгельмовской Германии в целом, то увидим разделенное общество: с одной стороны, быстро растущее капиталистическое классовое общество – городское, индустриальное, характеризующееся огромным ростом и высокой интенсивностью изменений во всех сферах жизни. С другой стороны, существовало аграрное общество, на которое также все больше влияла динамика индустриального общества, но для которого все еще были характерны устаревшие классовые структуры и господство традиционных норм, что также определяло восприятие нового. Таким образом, оба эти явления существовали одновременно и накладывались друг на друга: с одной стороны, жесткие классовые антагонизмы и социальное неравенство, характерные для индустриальных обществ, с другой – классовая дифференциация с ярко выраженными привилегиями для дворянства, военных, чиновников и землевладельцев.
Сравнение с другими странами показывает, что это не было специфически германской особенностью. Параллельное существование традиционных и модерных явлений было скорее нормой, чем исключением для этой длительной фазы перехода от преимущественно аграрного к преимущественно индустриальному обществу. Стилеобразующее доминирование аристократического образа жизни в буржуазных высших классах, сохранение сельских норм и традиций, устойчивая автономия сельского образа жизни – все это можно обнаружить и в других охваченных индустриализацией странах Европы, а также на Юге США.
Поэтому наиболее яркой особенностью развития Германии является огромная скорость экономических, социальных и культурных изменений в десятилетия на рубеже веков. Зоны трения между традиционными и современными ориентациями здесь были больше, конфликтный потенциал – разнообразнее, опыт перемен – интенсивнее[20].
ВОСХИЩЕНИЕ ПРОГРЕССОМ И КРИЗИС ОРИЕНТАЦИИ
Символом этой ускоренной динамики изменений был модерный мегаполис, олицетворением которого был Берлин. «Это новый город, самый новый из всех, которые я когда-либо видел, – написал в 1892 году гость из Америки, Марк Твен. – По сравнению с ним Чикаго выглядел бы почтенным, потому что в Чикаго много старых районов, а в Берлине их мало. Большая часть города выглядит так, словно построена на прошлой неделе»[21]. Строительный бум в Берлине на рубеже веков производил огромное впечатление на современников – целые районы были построены в течение нескольких лет, интенсивность движения транспорта возросла в несколько раз, жизнь стала стремительной. Гости города реагировали на это с соответствующим замешательством, но еще больше – новички, приехавшие в город из сельской местности. «Какое представление мы имели о Берлине! – писал сельскохозяйственный рабочий Франц Ребайн о своем первом путешествии на поезде из Померании в столицу империи. – Нам рассказывали о нем удивительные вещи: о его размерах, домах высотой до небес и сказочном освещении. Количество станционных огней теперь заметно увеличивалось. Мы по очереди высовывали головы из окон вагона и смотрели вперед, на море света в столице. Возгласы удивления и изумления: наверное, во всей Восточной Померании не было столько огней, сколько теперь неслось нам навстречу»[22]. Подмастерье пекаря Исайя Гронах почувствовал то же самое, когда впервые приехал в Берлин из Галиции в 1906 году: «Тут не я приехал в город. Тут город обрушился на меня. Здесь я чувствовал себя так, словно на меня напали, меня атаковали, во все стороны рвали меня новый ритм, новые люди, новый язык, новые нравы и обычаи. Мне нужно было держать себя в руках, распахнуть глаза, напрячь мышцы, чтобы меня не опрокинули, не раздавили, не расплющили»[23].
19
Weber, Die Lage der Landarbeiter. S. 68–108; Kocka, Arbeitsverhältnisse und Arbeiterexistenzen. S. 147–219; Plaul, Landarbeiterleben. S. 147–278; Jacobeit/Mooser/Sträth (Hg.) Idylle oder Aufbruch? S. 263–276.
21
Mark Twain: Das deutsche Chicago // idem, Der berühmte Springfrosch. S. 119–135, здесь S. 119.
23
Alexander Granach [d. i. Jessaia Gronach]: Da geht ein Mensch, цит. по: Glatzer, Das Wilhelminische Berlin. S. 128.