В том, что этот баланс не был найден, в немалой степени виноваты сами немцы. Аннексия Эльзаса и Лотарингии после 1870–1871 годов настолько обострила франко-германские отношения, что даже в долгосрочной перспективе не удалось достичь прочного баланса с западным соседом. Отделение этих регионов вопреки заявленной воле подавляющего большинства населения было постоянным источником французского национализма и внешней политики Парижа, ориентированной на реванш. Таким образом, Германская империя была вынуждена постоянно создавать новые констелляции и союзы, которые либо были направлены непосредственно против Франции, либо мешали другим формировать связи с ней.
В то же время международная политика долгое время велась традиционно, руками классической дипломатии, которая провоцировала и разрешала кризисы, вступала в союзы и выходила из них по усмотрению правительств, не будучи контролируемой общественным мнением и политическими массовыми организациями и не беспокоясь по их поводу. Однако начиная с 1890‑х годов основополагающие факторы международной политики изменились, так что традиционные внешнеполитические методы все чаще оказывались анахронизмом и не работали. Здесь следует особо отметить три изменения: во-первых, стремительный рост промышленного капитализма явно вышел за рамки национального государства. Промышленная продукция искала новые рынки сбыта, развитие транспортных технологий привело к тому, что объем внешней торговли вырос до немыслимых ранее высот, а финансовые рынки стали переплетаться на международном уровне. В результате множились не только связи между европейскими государствами, но и зоны трения между ними[14].
Во-вторых, национализм, значение которого неуклонно росло по всей Европе, становился все большей угрозой для традиционной структуры европейских держав. Особенно это коснулось великих многонациональных империй – Османской империи, Российской империи и Австро-Венгерской империи, в которых различные национальные меньшинства то тише, то громче призывали к созданию собственных независимых национальных государств, ставя под угрозу сплоченность и даже существование этих империй. Таким образом, количество потенциальных, а вскоре и реальных проблемных точек в Европе значительно увеличилось. Это было особенно заметно на Балканах, где стремление южнославянских народов к независимости столкнулось с силовыми интересами двух соперничающих великих держав – России и Австро-Венгрии. В последней четверти XIX века разбухание организованного национализма оказывало все большее влияние на направление внешней политики почти повсеместно. Таким образом, националистические эмоции стали важным, а вскоре и решающим фактором в международных отношениях, особенно во времена кризисов[15].
В-третьих, внешняя политика крупных европейских держав начиная с 1880‑х годов – а затем с 1890‑х годов все быстрее и больше – характеризовалась экспансией на другие континенты, которая в последующие двадцать пять лет выросла до настоящей империалистической лихорадки, от которой не убереглась ни одна крупная держава. Стремление к колониальным владениям первоначально было обусловлено экономическими факторами – или тем, что считалось таковыми. После того как промышленно развивающиеся государства Европы ощутили на себе последствия, казалось бы, неконтролируемых экономических кризисов 1870‑х годов, которые были связаны с перепроизводством, падением цен, банкротствами, безработицей и социальной напряженностью, приобретение рынков сбыта за пределами Европы казалось испытанным и проверенным противоядием от таких бед. С экономической точки зрения это не имело большого значения: рынки других промышленно развитых стран, а также внутренние рынки оказались несоизмеримо более важными сферами сбыта. С точки зрения добычи сырья и инвестиционных возможностей значение заморских зон влияния и владений европейских держав также было сильно переоценено. Рациональные коммерческие расчеты, однако, играли явно подчиненную роль. Но надо учесть и то, что до этого времени опыт глобальных экономических отношений подобного рода был невелик, и нельзя отрицать, что перспективы больших прибылей были заманчивыми[16].
15
Hobsbawm, Nationen und Nationalismus. S. 25–58; Breuilly, Nationalismus und moderner Staat. S. 235–316; Walkenhorst, Nation, Volk, Rasse. S. 38–79.
16
Van Laak, Über alles. S. 22–47, 70–103; Eckert, Kolonialismus. S. 100–104; Kundrus, Moderne Imperialisten. S. 27–42; Geulen, Wahlverwandte. S. 309–367; Conrad, Deutsche Kolonialgeschichte. S. 22–37; Kundrus (Hg.) Phantasiereiche.