Последнее десятилетие царствования великого императора было уже тяжелым временем; на его могиле началось распадение империи.
Оно произошло в силу личных промахов правящей династии и благодаря бесплодным раздорам светских и духовных вельмож; национальная идея тут была ни при чем. Проявлялась, правда, некоторая общность понимания политических событий, с одной стороны, в немецких областях государства, а с другой – в романских, и в расположении или в нерасположении к стоящим во главе государства лицам отражалось бессознательное влияние национального понимания. Но эти дремлющие и противоположные друг другу понятия мало пробивались наружу. По-прежнему продолжалось еще подразделение империи на восточно- и западнофранкские половины и в многочисленных мелких областях государства никогда при каролингских эпигонах не высказывалась вполне противоположность между немецкой и вельшской национальностями, хотя позднейшие марки обеих национальностей были разграничены постоянно изменяющимися границами.
В то же время среди смут и династических распрей продолжало развиваться немецкое национальное сознание. В общем новый процесс обнимает период от девятого до одиннадцатого столетия: мало-помалу он приводит к сознанию внешнего типического отличия немцев от других народов, которое затем выражается в признании отдельного языка. Уже во второй половине восьмого столетия мы находим слово Deutsch, произошедшее из западноарийского коренного слова «diot» – «народ» и производных от него слов, «diuten» – «сделать народными» и «gitlniiti» – «понимание», в смысле «понятное для народа» и в применении к языку. В начале девятого столетия это слово противопоставляется бывшему в общем употреблении римскому, т. е. созидавшемуся романскому языку. Более широкий смысл слово это должно было приобрести прежде всего там, где немцы жили смешанно с чужеземцами или там, где они по крайней мере часто сталкивались с ними. Так было в Италии: в 843 году здесь впервые появляется слово lentiscus для обозначения немецкого типа вообще, для обозначения принадлежности к народу[5].
С дальнейшим развитием значения этого слова мы встречаемся также в Верхней Италии, поля которой в десятом и одиннадцатом столетиях довольно часто и много раз видали в течение продолжительного времени немецких воинов и которая с этого времени составляла даже часть Римской империи немецкой нации. Здесь впервые понятие это получает политическое значение; с начала нашего тысячелетия говорят уже о немецком государстве.
Медленнее и на иной лад понятие это развивается на собственно немецкой почве. В девятом столетии и во времена Генриха I, саксонского короля, не существует еще никакого слова для общего обозначения немецких обитателей нового государства; если хотят обозначить племена общим именем, то говорят о франках в более широком смысле или пользуются выражением «варвары», бывшим в употреблении во время оно у римлян. Еще менее государство носит характер немецкого, это ост-франкское государство саксов и франков.
Слово Deutsch входит в употребление на востоке от Вогезов только во второй половине десятого столетия, и опять-таки для обозначения противоположности славянам и итальянцам. Вначале оно отнюдь не является национальным именем, а скорее заимствуется государственными людьми и учеными из итальянского обихода. На это указывает уже самая конструкция слова: употребляется не слово teuliskus, которое уже раньше и правильно производилось от слова thiutisk латинского простонародного наречия, а ученая форма teutonicus, напоминающая о кимврах и тевтонах и о бывшем, по всей вероятности, не немецком названии последних[6]. Но и в этой форме слово это в десятом столетии относится почти только еще к языку. Только в одиннадцатом столетии значение слова расширяется, и оно служит для обозначения национального типа и прежде всего у писателей, имевших отношения к Италии[7], и не ранее 1080 года раздается впервые слово о немецком отечестве (Teutonica patria).